Книга Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 2, том 2 - Борис Яковлевич Алексин

будет провести.

Самым благовидным предлогом для посещения Пашкевичей было имевшееся у него письмо Мити к жене.

Зайдя к Пашкевичам, он, к своему большому горю, застал Катю в постели. Она лежала в столовой, отгороженная ширмой, там, где во время пребывания Мити спали Сердеевы. Мила теперь спала на Катином месте в комнате её сестёр.

После того как Борис отдал письмо и узнал о Катиной болезни, он захотел её немедленно увидеть. В доме уже привыкли к нему, как к близкому знакомому, и потому разрешили увидеться с больной. Когда Боря проник к ней за ширму и увидел её похудевшее и побледневшее лицо, он не выдержал, бросился к девушке и осыпал горячими поцелуями её лицо, шею и руки (из какого-то чувства деликатности все родные Кати в это время из столовой вышли, оставив молодых людей одних).

Когда Катя, порозовев от смущения, а может быть, и от радости, сумела, наконец, прекратить эти неумеренные ласки, ссылаясь на то, что они ей вредны, Борис немного успокоился. Он присел на краешек её кровати и начал подробный рассказ о пленуме, с которого только что вернулся. Рассказал он и о курсах вожатых, их необходимо было провести в самое ближайшее время.

– Куй железо, пока оно горячо, – говорил он, – пока деньги дают! А там год кончится, и снова надо будет их выбивать, а без твоей помощи я эти курсы провести не сумею. Так что давай, скорее поправляйся!

Они, вероятно, проговорили бы весь день, если бы часа через два после начала этого свидания за ширму не заглянула Акулина Григорьевна и, укоризненно качая головой, заметив, что Борис сидит рядом с Катей на её постели, высказала, что такие длительные разговоры для больной вредны.

С тех пор Борис ежедневно посещал свою Катю, советовался с ней о курсах, приносил кое-какие сладости, а когда узнал, что врач рекомендовала ей теперь держать ноги в тепле, то в первую же получку купил для любимой во Владивостоке маленькие лёгкие чесанки, и несмотря на упорное сопротивление, заставил её принять их в подарок. В этом ему помогла и Мила, которую он призвал себе на помощь. Последняя сказала, что получить такой подарок от своего близкого друга совсем не зазорно, а вот отказаться от него – это значит обидеть хорошего парня. Этими же словами она убедила и мать не препятствовать приёму такого сравнительно дорогого подарка.

Между прочим, как-то в одно из посещений Катя рассказала Борису, что её болезнь женская, называется, кажется, воспалением придатков каких-то, и что врач Степанова, которая её лечила и даже уговаривала лечь в больницу, осматривала её как женщину.

– И при этом, – краснея, добавила она, – хотя, конечно, и заметила, что я уже не девушка, однако, ни мне, ни маме ничего не сказала. Мама-то, впрочем, и не поняла, как там она меня осматривала, а Милка, когда услыхала название болезни, наверно, поняла, потому что теперь посматривает на меня уж очень подозрительно.

– Вот видишь! – горячо заявил Борис, хотя, откровенно говоря, он тоже не понял, откуда врачиха могла узнать, что Катя уже не девушка. – Значит, нам жениться, расписаться надо как можно скорее!

– Я же тебе сказала, что выйду за тебя замуж только тогда, когда ты уедешь из Шкотова, так что больше и не будем об этом говорить!

Между тем Борис, не дожидаясь выздоровления Кати, продолжал готовиться к проведению курсов вожатых. По совету Милочки, с которой тоже этот вопрос обсуждали, курсы наметили организовать во время школьных зимних каникул, ведь большинство вожатых – или учителя, или сами учились. Таким образом, и решено было проводить курсы с 20 по 30 декабря.

Утвердив сроки у Тебенькова и Костромина, Алёшкин начал рассчитывать смету на их проведение, без такой сметы Кужель категорически отказался выдавать какие-либо деньги. Расходы состояли из стоимости питания курсантов, оплаты преподавателей, приобретения письменных принадлежностей и литературы.

К этому времени работа с пионерами уже вышла из тех рамок, когда вожатые отрядов опирались на учителей, теперь иногда даже и противопоставляли себя им. Это объяснялось отчасти не всегда советским настроем некоторых старых педагогов. Большинство молодёжи уже являлось выпускниками советской школы, и на них можно и нужно было опереться.

На курсах решили прослушать лекции по педагогике, конечно, вопросы современной внутренней и внешней политики партии, а большая часть времени отводилась на привитие вожатым навыков работы с пионерами, причём эту часть решили подкрепить и практическими занятиями.

Для лекций по вопросам педагогики пригласили наиболее опытных учителей, имевшихся в Шкотове: Шунайлова, Чибизова, Ланового. Политическую часть программы взяли на себя Тебеньков и Костромин, а теорию пионерского движения и организацию работы отрядов должны были провести Алёшкин и Пашкевич. На последнюю легла основная часть работы по организации практических занятий. Кстати сказать, эти занятия должны были заключаться в проведении каждым курсантом пионерских сборов в одном из шкотовских отрядов.

Наконец, смета была составлена, утверждена, нужные деньги получены, необходимые пособия и принадлежности приобретены, вопрос с размещением и питанием курсантов решён. Между прочим, последнее удалось легко с помощью всё того же Чибизова, заведующего школой крестьянской молодёжи, разрешившего занять для общежития одну из комнат интерната, для питания пользоваться столовой школы, внеся необходимую плату, а для занятий использовать один из её же классов. Были отправлены вызовы вожатым отрядов с приглашением на курсы.

Надо сказать, что решение вопроса о кандидатурах слушателей вызвало на бюро райкома ВЛКСМ немало споров. Ведь кроме семи шкотовских вожатых, можно было вызвать из района всего 12 человек, а там имелось уже более 30 отрядов. Но, наконец, и этот вопрос был улажен.

На все приготовления ушло почти полтора месяца. Тем временем Катя успела окончательно поправиться и стала принимать самое деятельное участие в подготовке к проведению курсов, Борису стало сразу легче. А самое главное, его Катеринка опять почти целыми днями находилось рядом с ним, иногда им удавалось даже обменяться поцелуями. Но о женитьбе он не переставал думать даже во время этой напряжённой работы, решил так: после проведения курсов обратиться к Дорохову с просьбой о переводе в какой-нибудь другой район, обещать там поднять работу с юными пионерами, если она ещё слаба, и жениться.

В этот период времени из-за приезда к Пашкевичам мужа Людмилы Катя вынуждена была переселиться в комнату к сёстрам – столовую отдали Сердеевым, и вечерние встречи Бориса с нею прекратились. Они за это вознаграждали себя днём, стараясь при каждом удобном случае остаться вдвоём. В это время Катя была с Борисом так ласкова и добра, что он находился