Книга Остались одни. Единственный вид людей на земле - Крис Стрингер

Вся эта информация ясно показывает, насколько сложен наш мозг и какой долгий путь нам предстоит, если мы и вправду хотим разобраться, как он работает у нас теперешних, не говоря уже о тех, кто умер за 100 тысяч лет до нас. Ричарда Клейна, создателя гипотезы о серьезном перевороте в нашем мышлении 50 тысяч лет назад, мало обрадует тот факт, что 100 тысяч лет назад у ранних современных людей из Омо-Кибиша и Херто лобная и теменная доли мозга уже были явственно увеличены. Так что особых указаний на резкие изменения мозга в тот период, о котором говорит Клейн, найти не удается. Объем мозга и EQ менялись очень постепенно вплоть до времени 20 тысяч лет назад, после чего эти показатели, по-видимому, несколько уменьшились, и точно так же около 20 тысяч лет назад могла увеличиться пропорция мозжечка по отношению к полушариям мозга.

Таким образом, у нас нет практически никаких физических характеристик, которые бы говорили о сдвигах в работе мозга 50 тысяч лет назад. Правда, появились кое-какие генетические данные на эту тему: утверждается, что примерно в то время произошли трансформации в гене дофаминового рецептора D4 (DRD4). Рецептор DRD4 опосредует работу дофамина в мозге, влияет на его эффективность. Вредные мутации в этом гене связаны с такими поведенческими нарушениями, как, например, синдром дефицита внимания и гиперактивности, а полезные мутации, как предполагается, должны способствовать поисковому поведению, рискованным поступкам – эти качества как раз пригодились для успешной миграции из Африки. А еще было выдвинуто предположение – среди его сторонников археолог Джон Паркингтон и некоторые другие, – что рост мозга сапиенсов сильно ускорился в связи с употреблением в пищу рыбьего жира, когда древние люди начали вовсю использовать морские ресурсы; к тому же омега-3-ненасыщенные жирные кислоты, содержащиеся в жирной рыбе, благоприятно влияют на здоровье и увеличивают продолжительность жизни. Но, к сожалению, свидетельства ископаемой летописи на этот счет лишь косвенные, а их можно истолковать очень по-разному. И здесь мы должны вернуться к двум ключевым чертам современного поведения, о которых по археологической летописи можно судить гораздо увереннее: символы и, как следствие, сложный язык.

Шимпанзе, наши ближайшие современные родичи, умеют изготавливать и использовать орудия, в данном случае – чтобы раскалывать ядра плодов масличной пальмы.

В главах 5 и 6 мы обсудили ключевые черты современного поведения, на которые в первую очередь ориентируются археологи, – фигуративное искусство и погребения с предметами утвари. Мы видели, что старше европейского материала возрастом 40 тысяч лет у нас нет нигде в мире надежных данных о существовании фигуративного искусства. Точно так же у нас нет никаких данных о существовании символических погребений старше, чем у древних современных людей из Схула и Кафзеха с датировками 100 тысяч лет, даже если в более ранних африканских местонахождениях, как, например, в Херто, находят предположительные следы ритуальных действий с человеческими останками. Но при этом в Африке переработка и использование красных пигментов (охры) уходит в еще более глубокую древность, на 250 тысяч лет. Это, напомню, местонахождения Каптурин и Олоргесалие в Кении. После этой хронологической отметки данных меньше, но все же они есть: в Южной Африке, в местонахождении Пиннакл-Пойнт с датировками 160 тысяч лет, еще больше в Северной и Южной Африке, в местонахождениях возрастом 120 тысяч лет. Затем имеется богатый материал из пещеры Бломбос в Южной Африке, который включает около двадцати гравировок на брусках охры возрастом 75 тысяч лет и еще несколько подобных фрагментов возрастом 100 тысяч лет. Большинство ученых сходятся на осознанном символическом смысле этих брусков, вряд ли они получились в результате случайных или утилитарных действий, хотя более ранним охрам символический смысл можно приписать лишь условно, тут никакой определенности нет.

Определенности становится больше, когда речь заходит о бусах из мелких ракушек. Их находят, возрастом от 75 тысяч лет, в пещерных местонахождениях ранних современных людей в Марокко, Израиле, Южной Африке. Но и здесь, чтобы сделать заключение об их символической роли, необходимо в каждом случае учитывать контекст. Археолог Пол Петтит предложил альтернативный способ судить о намеренном и ненамеренном символизме: нужно отойти от абсолютного (с упором на содержание) видения предмета и постараться разложить символический смысл по уровням, аналогично стадиям “чтения мыслей” Данбара (см. главу 5). Это исключительно разумный подход, потому что на такой основе можно выстроить эволюционную последовательность символизма, а не просто констатировать его точное присутствие или полное отсутствие без всяких промежуточных состояний. Петтит указывал, что в современном мире символ выполняет свою функцию, только если и “писатель”, и “читатель” одинаково понимают его смысл; а когда мы интерпретируем археологические находки, то в первую очередь думаем о “писателе”, упуская из виду того, кому символическое послание адресовано. Поэтому, как предостерегал Петтит, если тот или иной символ не встречен в нескольких разных синхронных местонахождениях, нельзя с уверенностью утверждать, что данное символическое поведение было сколько-нибудь широко распространенным и имело всем понятный конкретный смысл.

Вполне вероятно, что один и тот же символ разные люди или разные группы людей понимали по-разному, так что сегодня мы можем уловить лишь какой-то один из многих возможных вариантов, и даже этот, измысленный нами, может быть ошибочным. Вот возьмем, например, красители и ракушки с дырочками для украшения тела. Для них можно предложить разные уровни символического смысла, от простого до сложного. Самый простой смысл – чисто утилитарный, украситься; он отражает персональный выбор (я ношу красное, потому что красное мне нравится). Или другой смысл, подразумевающий усиление позиции (я ношу красное, потому что знаю, что ты считаешь красное признаком моей силы и что красное произведет на тебя впечатление). Третий уровень отражает статус в группе или групповую принадлежность (я ношу красное, потому как знаю: по этому цвету ты увидишь, что я член нашего клана и у нас с тобой общая культура). Четвертый уровень еще сложнее: я ношу красное, потому что я, как и ты, хороший охотник и убил взрослую антилопу, у меня есть право носить этот цвет, и я заслуживаю уважения окружающих. И самый последний уровень сложности отражает ту или иную сторону мифологических или космологических верований и выглядит примерно так: я ношу красное только в это время года, отмечая время создания нашей земли предками, это важная часть нашей веры, и своей одеждой я демонстрирую знакомство с общими знаниями. Следуя этому гипотетическому примеру, попробуем теперь представить, к какому уровню отнести ракушки с дырочками и гравировки на кусках охры из пещеры Бломбос, на каком уровне они срабатывали 75 тысяч лет назад? На одном они уровне сложности или, может, на разных, а если на разных, то на каких?

Скорее всего, самый простой уровень можно исключить, потому что ракушек очень много и они одинаковы по облику и обработке, а если говорить об охрах, то они выглядят так, будто в каждом случае над ними работали тщательно и аккуратно. Но материал из Бломбоса уникален по своему обилию, в других местонахождениях среднего каменного века хорошо если найдутся единичные кусочки охры, и ни тебе гравировок, ни бусин – как тут судить об осмысленном символическом уровне? Вполне вероятно, что самые древние находки охры в африканских раскопках не несли никакой символической нагрузки, потому что охра использовалась, к примеру, как естественный клей, или консервант, или дубильное вещество при выделке шкур животных. Но с другой стороны, можно столь же легко предположить и символизм низкого уровня, с целью разрисовать себя и просто покрасоваться. Вполне вероятно, что охру поначалу применяли в чисто практических целях, скажем, в качестве репеллента от насекомых или для дубления шкур. Но со временем ее стали использовать, чтобы подчеркнуть красоту (а позже и в символических целях). Мне лично кажется, что быстрое распространение охры и ракушковых бус по всей Африке в период 100–75 тысяч лет назад вернее всего говорит о росте символического обмена у ранних сапиенсов, как внутригруппового, так и межгруппового. Хотя тогда они, вероятно, только начинали подниматься до высших уровней символического наполнения.