Книга Твердость стали - Сергей Плотников

Шестьдесят выстрелов в минуту — я сосчитал. Правда, снарядов у нас с собой имелось вполне штатное для «Шестерки» количество, то есть тридцать четыре штуки при полном заполнении штатной боеукладки. Это включая сигнальные. А в карусельной системе автозаряжания раньше помещалось и того меньше. Но Блэк и того хватило.

Сначала майор сорвала обшивку краулера в нужном месте двумя фугасами — сухопутный корабль тоже не дураки собирали и другой тип снарядов под таким углом мог уходить в рикошет. В проделанную дыру полетели бронебойные, подкалиберные, кумулятивные, опять фугасы: профессиональный танкист, прошедшая чудовищную войну, не просто знала — на интуитивном уровне чувствовала, как причинить максимальный ущерб враждебной механизированной цели. Даже если она такая огромная и не стандартная. Всего тридцать секунд непрерывного огня — у команды корабля просто не осталось времени организовать хоть какую-то контратаку. А потом стало поздно.

Генераторы и гидронасосы, питающие все приводы, в свою очередь вращают или двигатели внутреннего сгорания, или турбины. Выведи из строя эти агрегаты — и грозная боевая машина превращается в неподвижный и не слишком опасный для противников кусок металла. А сломать не так уж и сложно: достаточно одной вольфрамовой «занозы» заклинившей движущие части, пробоины от кумулятивной струи в камере сгорания, ударной волны от фугасного подрыва, сорвавшей топливные трубки, цепи, передаточные ремни и перекосившей валы. Я уже молчу про рои осколков после каждого попадания, повреждающие все вокруг и выкашивающие обслуживающий персонал…

— Боезапас исчерпан, — отчиталась Лина. — Цель — поражена.

— Да уж, — пробормотал я. — Поражена до глубины души…

У меня мелькнула мысль, что парочку снарядов оставить все же стоило… и пропала, когда Мари вырастила новую скорострелку, используя материал Стали. А боезапас и даже механизм боепитания у нас старый остался. И к пулемету резервные ленты, кстати, тоже

— Не думаю, что придется стрелять, — покачала головой майор. — Их легкие боевые машины или уничтожены, или скрываются в песках, истратив боезапас. Краулер-носитель больше не боеспособен — а ведь лёгкие силы пытались не пустить нас именно к нему. Чтобы они не пытались сделать в точке перехода, теперь у них для этого нет энергии, да и пожары на борту не способствуют. А еще, если ты посмотришь назад, нас наконец нагнали основные силы экспедиции, как раз первые танки переваливаются через дальний бархан. Единственный даже не разумный, а просто возможный выход — сдаться в плен тем, кто выжил.

— Логично, — признал я. — Тогда выдыхаем и ждем научников, наверняка проф первым полезет выяснять, что они тут твори… ли…

Я осёкся, потому что меня прервал натужный скрип разрываемого металла, переходящий в оглушительный треск. Мы по-прежнему находились ближе всех к сухопутному линкору, потому всё дальнейшее разглядели лучше всех. Хотя я, клянусь, мечтал в тот момент оказаться где-нибудь подальше!

Цепи, которые пулеметчики старательно обходили огнём, вдруг провисли, а сама огромная машина зашаталась на гусеницах, наклоняясь в нашу сторону. Блэк не раздумывая дала задний ход, и мы успели откатится достаточно далеко, чтобы высокая настройка нас не задела, когда краулер почему-то рухнул на борт, подняв волну песка и черной пыли… Погодите-ка, черной?!

Даже прежде, чем восстановилась видимость, я почувствовал… не знаю, как описать. Свежий ветер в лицо, который не ветер? Запах костра, на котором, ты знаешь, будут готовить вкусную еду — вот только дрова до углей прогорят? Лишь заплясавшие по броне танка искры подсказали, что это ощущение близкой пространственной аномалии — так, как ощущает её переродившийся в Кузнице Хель металл! Тем временем пылевой шквал сошел на нет, и я чувствами Стали разом охватил открывшуюся картину — близость проявившейся аномалии как-то помогала «видеть» чётче и… объемней, что ли? Словно кто-то славно подсветил полутемную комнату.

Краулер разорвало на две части, каждая из которых завалилась не просто на бок, но еще и сдвинулась в сторону. Наверняка пространственное искажение постаралось. Над ранее скрытым от глаз бортом «матки» рейдеров где-то торчали, где-то валялись рядом отломившиеся решетчатые фермы явно подъемного механизма — в них через шкивы и блоки проходили многочисленные толстые тросы, сейчас оборванные и спутанные. Учитывая, что корабль припарковался на самом краю Адской Пасти — команда что-то оттуда доставала. Вот для этого и нужны были якоря с цепями — играли роль противовеса. Вернее сказать, они успели достать.

Нечто по форме напоминающее картофелину, только размером с одноэтажный дом, обмотанное цепями, тросами, мощными проводами, рассчитанными под очень большой ток — лежало на самом краю пропасти. Сначала я решил, что это булыжник, потом уловил металлический блеск. Ядро когда-то упавшего метеорита? Могу ошибаться, но чувства Стали указывают, что центр аномалии где-то внутри этой штуки…

Где-то на краю сознания я уже все понял — но верить не хотел до последнего. То есть до момента, когда прямо под моим взглядом тросы и цепи не начали погружаться, вызывая на месте поглощения черные дымки, а провода — рваться, как натянутые струны. Потому что преимущественно состояли из меди, не считая изоляции, и бродяга не мог их поглотить.

Зато, зараза такая, как-то смог съесть или уж не знаю как по-другому сделать частью себя аномальную зону, навсегда обеспечив себя энергией. Потом, правда, или в процессе этого попал в ловушку — но добрые дяди рейдеры его достали. Правда, вряд ли с альтруистичными целями — судя по всему, их тоже интересовал халявный источник энергии, а измененный Металл с памятью они сумели загнать в подобие стазиса. И у них все получилось бы, если бы не мы. Ну вот надо же было так вляпаться!!!

— Мне кажется, с этой штуковиной не стоит пробовать договариваться, — зачаровано наблюдая, как монолит растекается лужей в сторону обломков краулера, и те начинают в ней тонуть, порекомендовала мне Лина. «Шестерка» под её управлением продолжала пятится назад, успешно выехав из-под воздействия пространственного искажения и почти достигла линии барханов, на верхушках которых цепью вперемешку выстроились наши разведчики и основные ударные танки. — Тот бродяга форму продолжал сохранять, хоть и обгоревшую. А этот вообще ничего не соображает.

— Соображает, — как через слияние можно вдруг охрипнуть, не представляю — но Мари удалось. — Смотри, гусеницы этой штуки. Они…

Поглощение металла, которого так боялся Саймон, растворяло сухопутный корабль в черной дымящей жиже ничуть не хуже, чем горячий чай кусок сахара. Но действительно как-то странно — гусеницы почему-то оставались целы. А потом и вовсе начали сами собой вращаться, съезжаясь и как бы собирая между собой в единый ком тело супер-бродяги. Которое бугрилось и формировало из себя то пушечный ствол, то башню танка, то вообще кусок какого-то механизма — и тут же растворяло назад.

А вот башенные трёхорудийные установки линкора сверху именно всплыли — да, оно и правда что-то соображало. Во всяком случае, пушки немедленно стали поворачиваться на нас. Ровно в тот момент, когда мы скрылись за гребнем дюны, нервы у танкистов не выдержали, и на самостоятельный артефакт обрушился шквал снарядов. Ох, ч-черт!