Книга Волки - Эль Реми

– Вот и оно. Я не успела узнать у тебя, Маэль. Ты что, наводил справки обо мне?

Сантана как-то неловко улыбнулся, решив отшутиться. Но он почувствовал, как Анна-Мария вцепилась ногтями в его плечи. Ей было не до шуток.

– Прежде чем я отвечу, скажи мне: почему ты так к этому относишься? Я даже не успеваю ничего сказать о твоей семье, а ты уже бесишься. Что такого они тебе сделали?

Валевская вздохнула и удрученно подумала, что ей сейчас не сбежать, ведь они танцуют. А игнорировать этого засранца попросту невозможно.

– Ничего они мне не сделали. Они все просто невыносимые. Требовательные. Ты либо как все, либо один. Я не как они. Поэтому я здесь, а они там, в Париже.

– А какие они? И чего они требуют? – спросил Маэльен.

– Безумные. Все до одного. Высокомерные, циничные и консервативные. Чем выше заберешься, тем больше к тебе уважения и любви – если вообще можно сказать, что в моей семье есть любовь. Хотя может и есть, только не ко мне. В моей семье много традиций: семейные приемы по праздникам, поездки в фамильный особняк, чтобы покататься на лыжах. – Рия явно увлеклась рассказом, решив поделиться: – У нас есть даже дурацкий ежегодный День памяти, когда все собираются в доме, вспоминают прошлое, наших предков, жизнь в Российской империи, побег во Францию, а потом обсуждают нынешний успех членов семьи. Каждый год одно и то же.

– По-моему, неплохая традиция, – улыбнулся Маэль.

– Да, но только если тебе не перемывают все кости. Маэль, я ведь еще не прима, я живу в обычной квартире в Марселе и – о боже – я не замужем. Я даже не невеста какого-нибудь известного политика или бизнесмена. Как думаешь, как ко мне относятся в семье, где превыше всего стоят связи, работа и семейные ценности? Мне двадцать, а я не замужем. Моя младшая сестра даже уже по ту сторону, а я нет. Я ненавижу День памяти.

Опустив взгляд в пол, Маэль почувствовал, что это тот самый момент.

– Анна-Мария, я знаю кое-что о твоей семье. Я нашел у тебя дома разорванное письмо от твоей мамы.

Рия на секунду замерла, но быстро взяла себя в руки и продолжила танец. Она облизнула прикушенную губу, борясь со смущением и злостью одновременно.

– Не думала, что у тебя хватит наглости сделать это. Я все гадала, накопал ли ты информацию на меня или попросту порылся в моих вещах. И ты еще посмел рассказать мне об этом?..

– Я не рылся, просто рассматривал твою квартиру и случайно наткнулся. Письмо еще и на русском было. Но я не мог не прочесть. И не жалею! Теперь я лучше понимаю тебя.

– Неужели? – горько усмехнулась Рия.

– Твоя мать – чудовище, – сказал Сантана. – Так нельзя говорить о своей маме ни в коем случае. Но мне можно. Ей надо почитать про то, как мамы должны относиться к детям. Или что-то типа того.

– Какой ты забавный. Скажи это маме в лицо.

– И что это у вас в семье за имена такие?

– У нас принято женщин называть двойными именами, связанными с предками. Я – Анна-Мария, фактически мое имя только Анна, а Мария – это моя прабабушка. Мою младшую сестру зовут Дия-Августа. Можно считать, что ее имя – Дия, Августой звали прапрабабушку. А маму зовут Эльза-Франциска. Франциска – имя нашей бабушки. Вот так.

– Как здорово, – искренне удивился Маэль. – Тебя, получается, зовут Анна?

– Нет. Мне так не нравится.

– Почему? Ты знаешь, что значит это имя? «Божья милость, грациозность и благодать».

Анна-Мария улыбнулась. Ей было приятно, что Маэлю так интересно.

– А Мария – «желанная», – продолжил Маэль.

Он взял ее за подбородок, наклонился и прошептал ей почти в губы:

– Тебе подходят оба имени, Анна-Мария.

И он поцеловал ее. Это был легкий поцелуй, они лишь соприкоснулись губами. Анна-Мария отстранилась и начала испуганно озираться:

– Стой! Вдруг Аим увидит?..

Маэль ощутил явное раздражение и злость. К тому же он вдруг вспомнил, что видел фото на заставке телефона Анны-Марии, где она с Аимом. Остановив танец, он взял Рию за руку и потащил в сторону выхода:

– Пойдем-ка, деточка, я тебе покажу кое-что.

Они ушли прочь из зала.

* * *

Рядом со зданием, где проходил прием, была пристань. В темноте лодки и яхты тихо покачивались на черной водной глади, которая отражала полную желтую луну и россыпь звезд. Был слышен приглушенный гул города. Маэль и Анна-Мария были на пристани вдвоем. Ей стало холодно, и Сантана накинул ей на плечи свой пиджак.

– Дай-ка мне сюда твой греховный телефончик.

Они остановились у самой воды.

– Греховный? – переспросила Анрия, протягивая Маэлю айфон.

Он взял его, снял чехол и покрутил в руках.

– Надкусанное яблочко, – заметил он, улыбаясь, – не прямая ли отсылка к райскому саду и первородному греху?

Валевская удивленно посмотрела на блестящий задний корпус смартфона с яблоком… И это яблоко с укусом… Выглядело убедительно. Она хотела было засмеяться шутке, но не успела. Маэль, размахнувшись, выбросил телефон, и он, описав в воздухе дугу, плюхнулся в море. Рия следила за траекторией его полета, открыв рот.

Повисла секундная пауза. Волна возмущения нахлынула на Анну-Марию:

– Какого хрена, придурок?!

Она кинулась на Маэльена, но он схватил за кисти, дернул на себя, и девушка упала ему в объятия. Она попыталась вырваться, но Сантана крепко прижал ее к себе.

– Глупая девочка, – проворковал он. – Ты даже не догадывалась, что телефон твой отслеживался. Кажется, Аим не очень-то доверял тебе.

Замерев, Анна-Мария просто уставилась в темноту, слушая шум воды и отдаленные звуки машин. В груди неприятно кольнуло и похолодело.

Быть не может.

– Он не мог…

Повернув ее лицо к себе, Маэльен смотрел ей прямо в глаза.

– Теперь ты понимаешь, кто есть кто?

Сердце у нее начало ныть и холодеть. Вряд ли это можно назвать предательством. Сама-то она не лучше. Но ей все равно было больно.

После этих слов Маэль вновь поцеловал ее, но Рия уже не оттолкнула его. Она запрокинула голову, закрыла глаза и погрузилась в этот долгий и теплый поцелуй всецело.

* * *

Обучавшаяся балету по системе Вагановой Анна-Мария двигалась безупречно. Эффектные адажио заворожили публику.

Анна-Мария крутится, делает шикарный пируэт, и люди восторженно охают. Черные волосы она распустила; их сегодня венчала корона с красными рубинами. Черная пачка из-за полупрозрачной ткани была похожа на обволакивающий дым. Она переливалась и мерцала в свете канделябров. Все наблюдали эффектную и дерзкую Одиллию, черного лебедя..

Па баллоне[19], пара прыжков под пианино и трагичный взгляд на толпу. Она танцевала сложную партию из «Лебединого озера». Сердца зрителей замирали, а сердце Валевской трепетало в удовольствии. Она знала, что сейчас происходит. Что делают Кайле, Кристиан.