Книга Чёрная кровь Сахалина. Каторжанин - Александр Башибузук
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Расправившись с солдатами, я перемахнул через забор фактории, быстро вбил обойму в магазин маузера, спустил затвор с задержки и шмыгнул в магазин сквозь пустой дверной проем заднего выхода.
Майя и Мадина сидели за перевернутым шкафом и отстреливались. К моему дикому удивлению, рядом с ними палил из винтовки переводчик-японец. Ничтоже сумняшеся палил по своим, тщательно прицеливаясь, спокойно и методично.
Но до конца все рассмотреть я так и не успел. Видимо, почувствовав взгляд, Мадина резко обернулась и выстрелила в меня из револьвера.
Каким-то чудом шарахнувшись в сторону, я заорал:
– Куда палишь, отставить!
Но девочка все равно успела еще раз пальнуть и только потом одновременно обрадованно и перепуганно запищала:
– Я знала, знала, что ты за нами придешь!
– Саша!.. – всхлипнула Майя, не отрываясь от своего карабина. – Ты…
– А кого ты еще ждала? – проворчал я, потирая ушибленное плечо. – Так, дамы и господа, прошу на выход. Уходим, пока японцы отвлеклись.
– С нами раненый, – предупредила Майя.
Я повел взглядом и только сейчас заметил в глубине торгового зала казака из сопровождения. Он хрипло стонал, привалившись спиной к стене, а на бинтах, которыми была перемотана его грудь, расплывалось большое красное пятно.
– Я его понесу! – Переводчик метнулся к раненому. – Не переживайте, я смогу…
Но только закинул его на спину, как на улице треснуло несколько выстрелов, и переводчик со стоном рухнул на пол. Я стянул с него казака и сразу понял, что тот уже мертв: в затылке пузырилась кровью маленькая дырочка.
Японцу пуля попала в поясницу.
– Я заслужил… – растягивая губы в улыбке, прошептал он. – Заслужил…
– Хватит ныть. Идти сможешь? Ничего страшного, донесем как-нибудь…
– Нет! – Прапорщик оттолкнул мою руку. – Я еще могу стрелять. Идите, дайте мне оправдаться перед собой…
И подтянул к себе за ремень винтовку.
Первым желанием было удержать. Я помедлил мгновение и подтолкнул сестер к выходу.
– Уходим…
Ушли не без проблем, на стрельбу стянулись едва ли не все уцелевшие в Александровске японцы. Пришлось на ходу отстреливаться и долго петлять улочками. Без ранений не обошлось, барон схлопотал в бедро, к счастью, по касательной, а айну пуля снесла мочку уха.
Расчетное время мы просрочили, я побаивался, что миноносец уже отчалил, но посудина все так же стояла на месте. Четырехстволки на корме открыли бешеный огонь, мы рванули к причалу, но только ступили на сходни, как с жалобным ойканьем споткнулась Мадина.
Лука зарычал, подхватил ее на руки и, прикрывая собой, утащил на корабль.
Я дождался, пока на миноносец взойдут остальные, и только тогда взбежал на палубу.
– Давай, давай, заводись!!! – заорал интендант, зачем-то размахивая руками, словно ветряная мельница.
Миноносец дрогнул всем корпусом, из трубы повалил черный дым, за кормой вспенились буруны, и мы наконец отошли от причала.
– Господи… – Ноги разом перестали держать, и я с размаху сел на палубу.
Но тут же вспомнил о ранении Мадины, вскочил и понесся в корабельный лазарет, куда сразу унесли девочку. И наткнулся на Луку.
– Не ходи туда, Християныч. – Великан загородил собой дверцу. – Тама твоя милая девицу осматривает.
– Сильно ее?
– Да не-э-эт, – смущенно промямлил Лука. – Чутка филей… ну царапнуло. Так что сам понимаешь, не годится глазеть…
– Попу попортило, что ли? Переживет как-нибудь!
– Э-э-э, не скажи! – Лука умудренно погрозил мне пальцем. – Попа для девиц – первостатейное дело!
– Да-да, большая дело говорит! – авторитетно заявил Тайто, крутившийся рядом с великаном.
Он намотал на раненое ухо простыню и теперь очень смахивал на какого-нибудь дикого аравийского бербера.
– Попки – это да… – Интендант подкрутил ус. – Эх, если попадем во Владивосток, завалюсь-ка я в заведение мадам Жужу. Дамы-с у нее прям на загляденье…
– Дамы? – насторожился барон. – Бордель? И я с вами!
И мы все счастливо расхохотались.
Проблем с размещением на миноносце не возникло – в трюме уместились все, тем более от первоначального состава отряда осталось лишь две трети – потери оказались больше чем средние. Убедившись, что ранеными уже начали заниматься, я наведался в рубку к новоиспеченному капитану.
– Куда пойдем, Сергей Викторович?
– Думаю… – Мичман солидно кашлянул в кулак. – Думаю, сразу во Владивосток. Угля хватит с головой, бункеры полные.
– Расчетное время прибытия?
– Даем не более шестнадцати узлов… – Максаков поморщился. – Котлы ни к черту, не зря они на ремонт вставали. Так что четверо суток, не меньше, а то и больше. Это если не нарвемся на японские крейсера – они в проливе шныряют, как у себя дома.
– Прикажите поднять японский флаг.
– Что вы такое говорите, Александр Христианович? – бурно возмутился мичман. – Корабль взят на приз, следовательно, должен идти под Андреевским флагом. Правда, у нас его нет, но я распоряжусь соорудить из подручных материалов.
– А зачем тогда вы приказывали переодеться в японскую форму людям на палубе? – возразил я.
– Ну… – Максаков смутился. – В горячке. Есть правила, которые нарушать нельзя, на этом флот и стоит.
– И пусть стоит. Ваша же задача… – резко оборвал я его, – ваша задача – дойти до Владивостока и сохранить корабль с личным составом. А нарушение правил считайте военной хитростью, за которую отвечать буду я, а не вы. Стоило огород городить, чтобы геройски потопнуть в бою с какой-нибудь японской бронированной лоханкой?
– Но…
– Никаких «но».
Вправив мичману мозги, я прямым ходом направился разбираться с засевшими в кубриках японцами. С матросами рассчитались быстро, хватило нескольких ударов кувалды по переборке и очереди из «Гочкиса» в образовавшуюся щель. А вот с офицерами получилось сложнее и проще одновременно. Самураи благополучно угробили сами себя. Когда взломали дверь, выяснилось, что все трое выпустили себе кишки.
– Вот же народец, – с досадой ругнулся Лука. – Ни себе ни людям, уделали весь кубрик своим дерьмом.
С пленными поступили незатейливо – попросту столкнули за борт, а следом скинули спасательный плотик. Пусть косоглазых их самурайский боженька выручает, а я умываю руки.
Попробовал наведаться к Майе, но она меня отправила восвояси, потому что полным ходом оперировала раненых. Зато Мадина, страдальчески охая и хлюпая носом, по страшному секрету поведала, что ей царапнуло левое полупопие. И что ей совершенно не больно, но очень и очень обидно.