Книга Дело пропавшей балерины - Александр Красовицкий

— Вы и вправду во все это верите?

— А вы?

— Не знаю. Детские сказки, но мне почему-то кажется, что любые приметы или поверья могут быть правдивыми по какой-то причине. Мы не сохранили их в первозданном виде, потому они и предстают перед нами как некие сумасшедшие истории.

Тарас Адамович улыбнулся.

— Возможно, вы правы.

— А вы? Неужели в самом деле верите в россказни вашего деда? В то, что осина — оберегает?

— Не совсем.

— Одним из самых главных бабушкиных предупреждений было — нельзя топить избу осиной.

Тарас Адамович открыл входную дверь, и они почти одновременно вошли в прихожую.

— Почему же? — спросил Тарас Адамович.

— Да все потому же — нечистое дерево.

— Хм…

— Но вы ведь топите, — то ли спрашивал, то ли утверждал Яков Менчиц.

— Как видите, — развел руками хозяин. Он посмотрел на собеседника и улыбнулся. — Дед упоминал еще одну вещь: есть только два дерева, кроме дуба и бука, которых просто жаль бросать в печь. Они не дают дыма и сажи. Если топить осиной, то сажа выгорает из дымохода.

— А второе дерево? — поинтересовался Менчиц.

— Ольха. Но ее я не нашел, потому и не имею ничего против осины. А вот чем действительно не стоит топить печь — то это сосной или елью. Но у каждого свои предрассудки.

Они поставили корзину у печи. Менчиц окинул ее взглядом и, заметив необычные очертания, молвил:

— Дивная конструкция — обратил внимание он. — Тут что-то одно будет?

— Мира сказала бы — изысканная. Печь, мечтавшая стать камином, — повел бровью хозяин. Он подошел ближе, открыл дверцы и объяснил: — Прихоть отца. В Петербурге в его времена существовала мода на камины — она, кстати, время от времени возвращается. Но ненадолго, потому что чиновники и дворяне, в своем стремлении во всем не отставать от Европы, понимают: ради любви к каминам им придется переселяться южнее или же мерзнуть. В Петербурге, как рассказывал отец, обеспечить кое-какое тепло способна только печь. Камин — вещь красивая, однако от него мало проку суровыми русскими зимами.

Упреждая вопрос гостя, Тарас Адамович продолжил:

— В Киеве, если расширить дымоход и правильно сконструировать очаг, можно обойтись камином. Конечно, если правильно выбрать дрова. Существуют породы, дающие много тепла, и такие, что сгорают быстро, однако ими не согреешься. В октябре, чтобы просто посидеть у огня, можно и тополем топить — он быстро горит, тепла почти не дает.

Он бережно укладывал дрова во чрево печи-камина. Менчиц смотрел. Приятно было просто наблюдать за ловкими движениями хозяина, ожидая, что вот-вот вспыхнет огонь. Зима надвигалась — это чувствовалось в пронзительной утренней морозности воздуха, в быстрых нервных движениях мальчишек-газетчиков, в том, как вздыбливали шерсть важные киевские коты.

Осина весело затрещала, отдавая тепло. Хозяин оставил гостя в кресле у камина, предавшись кухонным хлопотам. Сумерки медленно заползали под занавески, ноябрьская прохлада отступала перед веселым огоньком в доме, окруженном яблоневым садом. Кто его знает, может осина и впрямь обладала какими-то защитными свойствами, изгоняла из дома печаль.

Яков Менчиц поймал себя на мысли, что не обеспокоен расследованием, хотя еще утром не мог выбросить из головы полные отчаяния глаза Миры. Девушке нелегко было смириться с известием о побеге Баси из тюрьмы. Но хуже всего — ему самому нелегко было это принять. Казалось, он почти видит насмешливые глаза Барбары Злотик, почти слышит, как она говорит: «Снова проворонил» и бросает взгляд через плечо, поворачиваясь к нему утонченным профилем. Неуловимая блондинка с вуалью, которая снова просочилась сквозь пальцы. Они арестовали ее, заставили дать показания, однако не смогли удержать даже в Лукьяновском тюремном заточении.

В последний раз побег оттуда был совершен, кажется в 1902-м: тогда одиннадцать арестантов напоили охранников водкой со снотворным и связали их. Барбара Злотик избрала более элегантный способ. Исчезла, как и тогда, когда спряталась от него в складках скатерти в ресторане «Прага». Осталась вуаль — ее он зачем-то сохранил как доказательство, даже пронумеровал и занес в журнал. Если бы он тогда не пошел к тюрьме со странным желанием еще раз поговорить с Барбарой Злотик, о ее побеге им стало бы известно лишь через несколько дней, а возможно, и недель.

Осина, охваченная пламенем, притягивала взгляд. Если бы не Мира, они не ужинали бы тогда в ресторане с Назимовым, а выходит, на Басю и Досковского никто не обратил бы внимания. Кстати, что с Назимовым? Исполнил ли он просьбу Тараса Адамовича? Робкий стук прервал его мысли. Менчиц подхватился с кресла, услышав из прихожей тихое приветствие и жизнерадостный голос хозяина. Мира.

Итак, она явилась сюда, хотя молодой следователь уже почти не верил в это. Вспомнил разочарование, звеневшее в ее голосе, вероятно, осина не в силах отогнать все неприятные мысли. Шагнул ей навстречу, однако неловко замер на полпути, заметив ее силуэт в дверях. Она вошла в гостиную, тихонько поздоровалась. Тарас Адамович жестом пригласил гостью присесть у огня, поставил на кирпичный фундамент камина металлический поднос с бокалами.

— Холодный сезон стоит начинать с теплых напитков, — объяснил он и добавил: — Мосье Лефевр, мой французский шахматный партнер и неутомимый спорщик, всегда говорил, что белое вино — летний напиток и его нельзя пить в холодное время года. Однако, думаю, даже он согласится, что теплым белым токайским со специями можно чудесно насладиться у камина.

Мира молчала, серьезное выражение ее лица немного потеплело, однако улыбки на нем не было. Она внимательно слушала хозяина дома, подолгу задерживая взгляд на пляшущих язычках пламени.

Спорщиком мосье Лефевра Тарас Адамович назвал не случайно. Впрочем, строптивого француза можно было бы убедить, что vin chaud на белом вине тоже имеет право на существование. Однако тот упрямо отрицал то, что немцы готовили горячее вино со специями и называли его пуншем. К их спору тогда присоединился герр Дитмар Бое, который накануне выиграл партию и был настроен снисходительно принять аргументы оппонента. Мосье Лефевр, ссылаясь на знакомого лондонца, заявлял, что пунш в Европу привезли британцы из Индии.

Само название «пунш» происходило от слова «пять», потому что напиток насчитывал пять составляющих: сахар, лимон, чай, вода и самое главное — арак — дистиллят рисового вина. Немцы выбросили из рецепта чай, заменив арак обычным вином, потому-то пределы между vin chaud и пуншем безнадежно стерлись. Этого француз простить не мог. Дитмар Бое сумел завоевать его благосклонность, поделившись рецептом особенного рождественского пунша. Немец советовал не добавлять сахар в напиток сразу, а оставить его на решетке или, подхватив каминными щипцами, подержать над бокалом, облить ромом и поджечь. Изумленный парижанин в следующем письме сообщил Тарасу Адамовичу, что готов принять пунш на вине, если сахар к нему будет подаваться таким способом.