Книга Фандом - Анна Дэй

Грузовик тормозит, и я отбрасываю грустные мысли о снах. Мы медленно въезжаем в переулок и останавливаемся, зажатые полуразрушенными кирпичными стенами. Над головой у нас на бельевой верёвке сушатся чьи-то вещи, и звёзд больше не видно.

– Какая машина! – восхищённо вздыхает Нейт.

– Хочешь такую на день рождения?

– Да ладно. Уж лучше что-нибудь спортивное. – Нейт похлопывает по металлическому борту грузовичка. – Без обид, договорились?

На меня веет горячим воздухом: приближаются ховеркрафты, поднимая в воздух пыль и частички грязи. Повстанцы сходят на землю, проверяют оружие и тихо переговариваются. Эша нигде не видно: его «Хаммер» где-то застрял.

Торн хлопает дверцей и вытаскивает меня с моего насеста, больно задев моей ногой о металлическую стенку кузова.

– Будешь у нас канарейкой, – торжественно объявляет он.

– Кем? – У меня кружится голова, будто я сошла с карусели.

– Ну знаешь, в стародавние времена, ещё до гемов, когда люди были просто людьми, они запускали в шахту канареек, чтобы проверить, нет ли там ядовитых газов.

У меня, наверное, на лице написано, что я ничего не понимаю, и Торн сердито объясняет:

– Пойдёшь первой. Идея была твоя. Если что, сама расплатишься за ошибку. Притворишься одной из девчонок, которые подают напитки. А вот это добавишь гемам в бокалы. – Торн вкладывает мне в руку пузырёк с ядовито-жёлтой жидкостью. – У тебя десять минут. Потом мы выбьем двери и окна и войдём. Продержись до нашего прихода, понятно?

Я мысленно перебираю все известные мне ругательства. В каноне первой пошла Саскья – проскользнула мимо охраны, подлила гемам снотворного и вызвала повстанцев. Она справилась меньше чем за десять минут. У меня так не получится.

Торн взъерошивает Нейту волосы.

– А сбежишь, Виола, или выдашь нас – я этому птенчику лично голову сверну.

Саскья решительно идёт к нам:

– Пусти меня первой, Торн. Она только всё испортит, как всегда.

Покачав головой, Торн вытаскивает из багажника пулемёт.

– Давай посмотрим, на что способна наша крошка цветок.

– На что… Ей всего семнадцать! – Она хватает Торна за руку и просит: – Пожалуйста, пусти меня!

Странно. Саскья никогда так за меня не волновалась. У меня на глаза наворачиваются слёзы, словно мне опять восемь лет, я упала с велосипеда и шла домой две мили с разбитыми коленками, а при виде мамы разрыдалась.

Но Торна просьбы не трогают.

– Гемам она больше придётся по вкусу.

Саскья не спорит, только крепко сжимает челюсти. Она квохчет надо мной, щиплет за щёки и распутывает волосы, чтобы привести меня в порядок.

– Эш тоже пойдёт? – спрашивает она не своим голосом. – Ему, между прочим, восемнадцать. Они оба ещё дети.

– Эш пойдёт с нами, потом, – отвечает Торн. – Но ты присматривай за ним. Не хочу, чтобы влюблённые голубки в суматохе упорхнули.

Мы с Нейтом обмениваемся быстрыми взглядами. Этот Торн гораздо умнее Торна из книги. Однако Торн доверял Розе, а мне не доверяет.

Саскья расстёгивает мне молнию на комбинезоне и хмурится: соблазнительного в моём декольте днём с огнём не найдёшь.

– Ты, главное, притворись, что давно там работаешь, – шёпотом советует она. – И если что, гаси свет, договорились? Мы тебя вытащим.

Эш выпрыгивает из подъехавшего «Хаммера» и бежит к нам.

– Что вы затеяли? – спрашивает он.

– Сегодня я канарейка, – отвечаю я.

– Канарейка?

– Ну знаешь, такая птичка. Меня отправляют первой, чтобы посмотреть, как там и что.

– Ни в коем случае! Первым пойду я, – заявляет Эш.

– Кто это к нам приехал? Наш герой? – По взмаху руки Торна Эша окружают повстанцы, не подпуская его ко мне. Торн смотрит на меня, сжав губы в зловещей улыбке. – До конца переулка – и налево. Тринадцать домов, запомнишь?

Попрощавшись с Эшем взглядом, я уверенно отвечаю:

– Будет сделано.

Нейт сжимает мне руку, его влажные от слёз глаза блестят в темноте.

– Ты храбрая, ты сможешь, – шепчет он.

– Как Китнисс, как Трис, как Роза, – шепчу я в ответ.

И, не дожидаясь, пока Нейт заплачет, а Эшу опять достанется тумаков, я ухожу по узкому переулку в неизвестность.

Глава 35

Переулок заканчивается, и я останавливаюсь, чтобы оглядеться и привести в порядок мысли. Справа от меня – широкая дорога, прямой путь в Колизей. А слева несколько домиков, стенка к стенке. Из окна вдали льётся розовый свет лампы, и я будто слышу призывный бой барабанов. Всё точно, как в книге. Ничем не примечательные домики, выстроившиеся вдоль улицы, соединены внутренними переходами. Там, в больших и маленьких комнатах, при свете ламп в алых абажурах звучит экстравагантная музыка.

Тихо, почти беззвучно, я шагаю по тротуару, а бой барабанов у меня в голове набирает силу. Во рту пересохло, лицо покрылось испариной. Наконец передо мной та самая дверь. Я нажимаю на разбитую кнопку звонка, судорожно придумывая правильные слова. Я не знаю, что говорила охранникам Саскья. В книге и фильме эта сцена была показана глазами Розы, которая наблюдала за Саскьей из-за угла, выжидая удобный момент, чтобы сбежать.

За дверью что-то щёлкает, металл неприятно скребёт о металл, и деревянная дверь со скрипом открывается. На пороге в свете ярких ламп стоит широкоплечий охранник.

– Чего надо? – спрашивает он, сдёргивая с плеча ружьё.

При виде оружия я забываю все заготовленные слова.

– Ну? – кричит он.

– Я… мне… мне сказали, здесь можно заработать… монетку от гемов и ещё парочку, если с улыбкой. – Я говорю, глотая звуки, как дефы, и смотрю охраннику в лицо. Очень симметричное лицо. Настоящий гем.

– И кто тебе это сказал?

Щёлкает предохранитель. Со всплеском адреналина у меня неожиданно рождается подходящая легенда.

– Я работаю в поместье Харперов. Я прислуживала на балу повешенных в честь хозяйского сына… Там был один джентльмен… Он пригласил меня зайти сюда… сегодня.

– Ах так! Ладно. Как выглядел этот джентльмен? – прищурившись, спрашивает гем.

– Высокий, волосы светлые, волнистые. Он говорил, что у него очень важные родственники. – Я изображаю застенчивую девушку. Всё лучше, чем перепуганную. – Его зовут Говард… кажется.

Охранник поспешно кивает, даже слишком поспешно.

– Говард Стоунбек. Хорошо. Но смотри! Если что – пулю между сисек получишь в момент! – грозно рычит он, уперев ружьё мне в грудь.

– Никаких неприятностей, что вы! – обещаю я.