Книга Язык чар - Сара Пэйнтер

Теперь в распоряжении Кэти имелось несколько каштановых волосков того же цвета, что и чудесная челка Люка Тейлора. По крайней мере, она на это надеялась; не хватало только вызвать к себе любовь какого-нибудь постороннего бедолаги. Хотя, с другой стороны, это было бы не так уж плохо. Любой влюбленный – громадный шаг вперед.

Кэти положила волосы в чашку, добавила щепотку сухого шалфея, который взяла на кухне, и штопальную иглу. Вообще-то, ей не нравились ни иголки, ни кровь, ни боль. Проверка чувств, сказала она себе. Если готова сделать это для Люка, значит, заслуживаешь его. Значит, достойна. На уроках английского все только и делают, что распинаются о любви и страданиях. Может, в этом и впрямь что-то есть?

Две первые попытки закончились неудачей – сначала она только вдавила немножко кожу, а потом проколола верхний слой, – но третья принесла успех. Чтобы выдавить несколько капелек, пришлось подвергнуть себя настоящим пыткам, но она вынесла и это испытание. Кэти опустилась на корточки, зажгла спичку и, понаблюдав за бегущим к пальцам пламенем, бросила ее в чашку. Волосы, шалфей и кровь зашипели и испустили малоприятный запах. Кэти вдохнула его и несколько раз мысленно повторила свою просьбу.

Она мыла чашку в раковине, когда звякнул телефон. Сообщение с неизвестного номера.

Привет, это Люк. Ты ок?

Кэти издала восторженный вопль. Магия – это потрясно.

Глава 21

20 августа

Деньги и впрямь ничего не значат, когда нет здоровья. Сегодня я побывала у Роберта Лэнга по его просьбе. Положение у нас разное, но в такие времена, как сейчас, это неважно. У него рак желудка. Я сказала, что буду навещать его каждую неделю, а ближе к концу – каждый день. Сделать я могу немного, но иногда простое присутствие – это все, что остается. Кому-то приходится быть свидетелем, и это зачастую тяжело для самых близких страдальца. Конечно, Роберт Лэнг имел несчастье состоять в браке с женщиной-ледышкой. Душа его, разумеется, не вполне чиста, но это уже достаточно суровое наказание, при котором мучительная болезнь представляется избыточной.

14 сентября

Много бываю с Робертом. Он перестал стесняться моего присутствия и теперь говорит и говорит. Слаб, но неугомонен. Человек он умный и жизнь прожил интересную. Неоднозначную в моральном отношении, но интересную. Я узнаю много нового. Он старается сохранить лицо перед сыном, что я понимаю, и перед женой, что выглядит почти печально. Хорошо, что я женщина несентиментальная. Сегодня он сказал, что слишком много работал и не находил времени для приятных мелочей, о чем теперь жалеет. Не самое оригинальное предсмертное признание, но оттого не менее правдивое.

7 октября

Самое примечательное в Роберте Лэнге его поразительная деловитость. Или, по крайней мере, его болезнь. Жить ему осталось не больше двадцати четырех часов, и когда я сказала ему об этом, он улыбнулся – впервые за десять дней. Боль невыносима, и я уже ничем не могу помочь. Попыталась сказать Элейн, что конец близок, но она настроена против меня. Я не виню ее. Нехватка природного благоразумия не позволяет сбалансировать отсутствие человечности. По правде говоря, этот тест проваливают даже лучшие из людей. Я принимаю на себя столько боли, сколько могу, и прихожу домой измученная, но знаю, что оставляю там слишком многое. На пальцах ног отваливаются ногти, каждый шаг превращается в пытку, и сегодня вечером – признаюсь в этом только здесь, где никто меня не слышит – я даже прокляла Роберта Лэнга, назвав его по имени. Эгоистично, но что есть, то есть.

Сейчас подержу ноги в воде, выпью чуточку виски и вернусь туда. Я могу помочь, а значит, должна.

Кэти замялась на пороге гостиной – входить или не входить? Руби лежала на софе, на животе у нее покачивался пакет с салфетками, по лицу бежали слезы. Кэти взглянула на телевизор, ожидая увидеть на экране Мег Райан. Но телевизор был выключен.

– У тебя все хорошо?

Руби кивнула и вытерла ладонями щеки.

– Просто думаю.

– О чем? – Кэти присела на уголок софы у ног матери.

– О твоей бабушке. – Руби высморкалась в салфетку и аккуратно ее сложила. – О твоем дедушке. О твоем отце и о том, что могло бы случиться, не будь он таким замечательным.

– Когда ты забеременела мной?

Руби улыбнулась сквозь слезы.

– Как прелестно ты это выразила. Да.

– Но почему ты плачешь? Ты несчастлива? Жалеешь, что вышла замуж? – Кэти хотела сказать и что родила меня, но не решилась.

– Я счастлива… – Голос у Руби сорвался, и она начала снова. – Я так счастлива, что у меня есть твой папа и ты. Мне так с вами повезло. А вот сейчас я вдруг подумала, что Глории… твоей бабушке… повезло куда как меньше.

Кэти нахмурилась.

– Но у нее же есть ты и тетя Гвен.

– Да, но растить нас ей пришлось в одиночку. Я была сурова с ней и теперь переживаю из-за этого.

– Я не очень хорошо ее помню, – сказала Кэти. – Знаю, вы с ней не ладили. Знаю, что это она прогнала твоего папу. Устроила так, чтобы он не мог тебя навещать. Не говорила ему, где вы, и таскала с места на место.

– Что? – Руби подняла на дочь удивленные глаза.

Кэти опустила голову.

– Я слышала, как ты однажды сказала это папе.

Руби села, опрокинув пакет с салфетками, и вроде бы даже попыталась взять Кэти за руку, но потом откинулась на спинку, достала очередную салфетку и высморкалась.

– Мне не следовало так говорить.

– Если это правда…

– Понятия не имею, – отрезала Руби. – И я не могу позвонить Глории и спросить у нее.

– Почему?

– У нас не те отношения. Во всяком случае, я не хочу, чтобы мой отец так легко сорвался с крючка. Он был взрослый человек. Он мог остаться, мог приезжать или хотя бы писать мне.

– Может быть, мы могли навестить бабушку. В Австралии.

Руби вдруг напряглась, и Кэти пожалела о сказанном, но отступить уже не могла и поэтому сказала:

– Хотя это, конечно, далеко. И дорого. – Она поднялась. – Хочешь чашечку чаю?

Руби вскинула брови и стала более похожа на себя.

– Что? – спросила Кэти, подбоченясь. – Я готовлю чай.

– Вот это я должна увидеть.

Кэти отправилась на кухню. Руби поплелась следом. Возле двери мать порывисто обняла дочь. Кэти на мгновение замерла от неожиданности, потом ответила тем же.

Остановившись между двумя каменными львами и поднеся руку к кнопке звонка, Гвен вдруг снова ощутила себя восемнадцатилетней.

Ответившая на звонок служанка провела ее через выложенный керамическими плитками холл в элегантную, выдержанную в бледных тонах гостиную. Сидевшая в изящном зеленом кресле элегантная и бледная Элейн Лэнг поднялась навстречу гостье.