Книга Ясень и яблоня. Ярость ночи - Елизавета Дворецкая

– Должен же я что-то предпринять, – наконец ответил Торвард. – И если вы, двое первых мудрецов Аскефьорда, не придумали ничего лучше… Я согласен.

Глава 8

Обогнув Острый мыс, корабли Бергвида Черной Шкуры двигались на север, вдоль восточного побережья Квиттинга. Местные жители в страхе разбегались, завидев черный корабль с бычьей головой на носу, в последние десять лет ставший ужасом и проклятьем здешних мест. Но в этот раз Бергвид был настроен очень миролюбиво и на всем пути не совершил даже ни одного «берегового набега»[15], обходясь собственными припасами. Слух о его приближении быстро достиг хёвдинга Квиттингского Востока, и к тому времени как «Черный Бык» приблизился к Тингвалю, Даг Кремневый уже собрал не очень большое, но надежное войско. К счастью, оно не понадобилось. Бергвид Черная Шкура вошел в Хравнефьорд с белым щитом на мачте, и от удивления восточные квитты чуть не выронили свое оружие: «Черного Быка» под знаком мира не видел еще никто и никогда. Сам Бергвид стоял на носу в своем черном плаще из бычьей шкуры и в шлеме, опираясь на копье, но на берег сошел с важным и ничуть не воинственным видом.

– Рад приветствовать тебя в Хравнефьорде, родич, Бергвид сын Стюрмира! – сказал, выйдя ему навстречу, Даг хёвдинг, но и голос, и весь вид его выражал не радость, а только безграничное изумление с примесью недоверия.

– И я рад застать тебя в благополучии! – важно ответил Бергвид. – Я приехал говорить с тобой и с твоим родом о том, что восстановит честь и благополучие всех квиттов!

Даг никогда не питал к Бергвиду большого доверия, но тот как-никак приходился родичем его жене, фру Борглинде, и уже поэтому хозяин Тингваля считал своим первым долгом оказывать ему всяческое гостеприимство, помощь и поддержку. В усадьбу спешно послали гонца, и, когда Даг и Бергвид с обеими дружинами приблизились, фру Борглинда, с изумлением на круглом румяном лице, вышла встречать родича с рогом пива.

Поднабравшись с годами кое-какой учтивости, Бергвид не спешил открывать цель своего приезда. Сидя в гриднице, он учтиво беседовал с Дагом о новостях, из которых главной была, конечно, смерть Торбранда конунга. О ней здесь знали во всех подробностях, вплоть до поминальной песни, которую сочинил к погребению знатный слэттенландский скальд, Скельвир Медвежий Дух. Но, на счастье любопытных, Бергвид привез с собой сестру Хильду, и от нее-то фру Борглинда с дочерью Хельгой еще до вечера узнали, что произошло на озере Фрейра и с чем приехали неожиданные гости.

Увидев на вечернем пиру кубок Дракон Памяти, фру Борглинда так разволновалась, что даже заплакала. В последний раз она встречалась с ним лет двадцать пять назад, еще когда Бергвид был трехлетним ребенком, а она сама – молоденькой девушкой, жившей в усадьбе Лейрингов на Остром мысу – той самой усадьбе, обугленные развалины которой давно уже скрылись под мхом и кустарником. В этом кубке была древняя слава рода Лейрингов, слава Асугисаля Удачливого, первого из ярлов Острого мыса, который принес когда-то этот кубок из Медного Леса – существовала целая песнь о том, как он добыл его из пещеры великана, и фру Борглинда когда-то пела ее своим детям. И в нем же было мучительное унижение тех двух последних лет, которые Лейринги прожили под властью фьяллей. В золоте его днища навек задержался отсвет того страшного пожара, в котором сгорела усадьба Лейрингов. И чьи руки вынесли кубок из огня, как он попал в курган оборотня в Граннланде – этого не знал никто. Фру Борглинда то плакала, осторожно поглаживая Дракон Памяти кончиками пальцев, то вдруг прикусывала губу и отводила взгляд от Бергвида. Ведь ее родной брат, Хагир Синеглазый, тот, что вынес кубок из кургана оборотня, так и не узнал толком, как этого кубка лишился… Он был убежден, что Бергвид попросту украл у него Дракон Памяти, чтобы отдать его ведьме из Медного Леса… Намекнуть об этом Бергвиду, тоже своему родичу, фру Борглинда не могла, а тот сидел и пил пиво из чудесного кубка с таким важным видом, словно сам добыл его у великана Свальнира, притом только на днях.

Речи его о мести осиротевшим фьяллям с большим вниманием выслушивались хёльдами восточных квиттов, которые собрались сюда, в Тингваль, намереваясь обороняться от самого же Бергвида. Теперь же многим казалось, что он говорит дельные вещи, хотя Даг хёвдинг его не поддерживал.

– Я не могу запретить людям идти в поход, где они надеются найти добычу и славу, но сам я не обещаю присоединиться! – сразу сказал он. – Это только кажется, что Фьялленланд теперь беззащитен! Я хорошо знаю Торварда яр… Торварда конунга. Он – отличный воин и очень сильный человек. У него сильнейшая удача, одна из самых сильных, что мне встречались. Одолеть его не легче, чем самого Торбранда. Их родовой дух-покровитель – валькирия Регинлейв. Чья удача пересилит его удачу?

– Но ведь Торбранд конунг был убит, а Торвард не отомстил за его смерть! – горячо воскликнула Хильда. Вот уж кто не стеснялся спорить даже с самыми уважаемыми людьми. – А раз он не отомстил, он обесчещен, а значит, и удача его покинула! А Бергвид хёвдинг, мой брат, как раз хочет отомстить за отца, и в этом деле боги дадут ему помощь и поддержку! Один и все валькирии будут на его стороне!

– За смерть своего отца он не должен мстить, потому что тот был убит на поединке. Такова была воля богов. А Регинлейв теперь перешла к Торварду конунгу и охраняет его. От ее щита отскочит любой меч.

– Моя удача теперь тоже велика! – возразил Дагу сам Бергвид. – Ведь у меня теперь есть Дракон Памяти.

– И ты умеешь им пользоваться? – с якобы почтительным, а на самом деле недоверчиво-насмешливым выражением осведомился Дагвард, младший сын Дага.

Это был высокий, как его отец, кареглазый, как мать, румяный и красивый парень двадцати трех лет, обрученный с самой прелестной девушкой восточного побережья. Его невеста, йомфру Хедлин, дочь Халара из усадьбы Углеберг, на беду Бергвида, вместе с отцом гостила в это время в Тингвале. Постоянно на нее поглядывая, самолюбивый Дагвард жаждал покрасоваться перед невестой.

– А есть люди, которые не умеют пользоваться кубками? – насмешливо ответила ему Хильда, которая немного заигрывала даже с ним, хоть Дагвард и приходился ей родичем. – Может быть, каких-нибудь отважных героев поят молоком с ложечки?

– Я имею в виду, о ветвь ожерелий, не питье из этого кубка! – почтительно-терпеливо отвечал Дагвард, в душе смеясь над невежеством дочери рабыни. – Но Дракон Памяти, видишь ли, был создан свартальвами не только и не столько для питья. Он имеет совершенно другие свойства, и они в нем даже скорее главные. Матушка, я верно говорю?

– Верно! – вздохнула фру Борглинда, которая ему про это и рассказывала. А сама подумала, насколько он жестче, при всей его улыбчивости, чем его дядя Гельд Подкидыш, у которого Дагвард и перехватил это «видишь ли». У Гельда это звучало как знак доверия и близости к собеседнику, а у Дагварда – как слегка приглушенная насмешка над его тупостью.