Книга Селфи с музой. Рассказы о писательстве - Юрий Поляков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В апреле 1992-го я опубликовал первый фрагмент повести в «Московском комсомольце» и весь 1993-й печатал куски «Демгородка» в изданиях различного направления: в «Гражданине России», «Собеседнике», «Дне», в созданном Юлианом Семёновым еженедельнике «Совершенно секретно», в «Новой газете», в ту пору вполне полифоничной. Поначалу я собирался отдать новую повесть, как и все предыдущие, в «Юность». Но к тому времени, когда текст был закончен, в журнале случился переворот: Андрея Дементьева свергли редакционные либералы. Возглавил заговор (тоже примета времени) не какой-то вернувшийся диссидент или узник совести, а комсомольский журналист Виктор Липатов, который семью годами раньше опубликовал в «Комсомолке» разгромную рецензию на мою повесть «ЧП районного масштаба». Обговаривая условия почётного ухода, Дементьев рекомендовал на место главного редактора меня, что было вполне логично: я был одним из самых известных (в своём поколении) авторов «Юности», членом редколлегии, имел опыт руководства литературным изданием «Московский литератор». Но у меня имелся непростительный недостаток: я не скрывал своих патриотических взглядов и к тому же подкачал в «пятом пункте»: быть русским в те годы считалось неинтеллигентно… Впрочем, сейчас тоже. Забавно, но в 1984 году меня не взяли на должность заведующего редакцией поэзии в издательство «Молодая гвардия», наоборот, заподозрили в принадлежности к некоренной нации.
В апреле или мае 1993-го я отдал повесть в «Смену», где сам немного поработал в 1984 году, но вскоре ушёл, повздорив с главным редактором Альбертом Лихановым. Если говорить без обиняков, дело было так: выпив лишнего, я сказал ему, что нельзя использовать комсомольский журнал как вотчину, а сотрудников как крепостных. К сожалению, в пылу я оснастил свою мысль некоторыми нецензурными излишествами. Он сразу побежал в ЦК, требуя кары на мою голову. Но там лишь тихо порадовались: наконец хоть кто-то выдал в лицо этому влиятельному литературному бурбону то, что другие давно хотели сказать и не решались.
– Молодец! – похвалил на прощание, сначала для порядка пропесочив, заведующий отделом пропаганды и агитации ЦК ВЛКСМ Владимир Егоров.
В 1993-м «Смену» возглавлял Михаил Кизилов – его я хорошо знал по ЦК ВЛКСМ, где он вёл творческую молодёжь, в основном литераторов, так как сам был не чужд изящной словесности. Познакомились мы ещё в 1979 году на седьмом Всесоюзном совещании молодых писателей. Он был из новой генерации функционеров, с широкими взглядами, без предубеждений, с коммерческой жилкой, очень пригодившейся ему, когда всё рухнуло. В литературном поколении, следовавшем за нами, в ту пору дебютировала очень талантливая поэтесса Екатерина Горбовская. Она никакого отношения к Глебу Горбовскому не имела и позже эмигрировала в Великобританию. Кажется, вышла замуж, о чём и грезила в своих стихах. Опережая приход в литературу концептуалистов, Катя писала ироническую женскую лирику:
И вот мне позвонил завсектором ЦК ВЛКСМ Миша Кизилов и взмолился:
– Юра, у Кати готовится первая книжка. Но нет «паровозов». Одна любовь-морковь. Выручи, напиши парочку!
– Миш, я бы с радостью помог, но у меня самого с этим проблемы. Попроси Вовку Шлёнского, он тебе за ночь дюжину нахреначит.
– Точно! Как же я сам не догадался. Спасибо!
Согласитесь, довольно неформальный способ поддержать юное дарование!
Кизилов с радостью взял «Демгородок» и поставил в августовский номер. Пока повесть готовили к печати, развернулись основные бои между президентом и Верховным Советом, включая кровавый разгон демонстрации на площади Гагарина. Надо сказать, телевидение и центральная пресса тогда были целиком на стороне Ельцина, за исключением нескольких газет, журналов и передачи «600 секунд» Александра Невзорова. Либеральные СМИ, собственно, и выиграли ту скоротечную гражданскую войну, установившую в стране прозападную диктатуру, правда, без Пиночета. В этой ситуации появление в популярном и тиражном молодёжном журнале злой антилиберальной сатиры вызвало ярость у одних и восторг у других.
Рецензент «Рабочей трибуны» Тимофей Кузнецов писал: «Читает ли сегодня толстые журналы досточтимая публика, занятая или физическим выживанием, или предвыборной борьбой? Трудно сказать. А вот что точно известно: ходит по рукам августовский номер журнала «Смена», где напечатана повесть-памфлет Юрия Полякова «Демгородок». И народ то ли плачет, то ли гомерически хохочет…»
А вот как наехал на меня Роман Арбитман в суперлиберальной тогда «Литературной газете». Статья называлась «Лукавая антиутопия. Юрий Поляков в поисках утраченного апофегея»:
«…Итак, поражение ненавистной «дерьмократии» на Руси, которое так долго обещали народу большевики, состоялось. Пусть на бумаге, но состоялось… Юрий Поляков на бумаге отыгрался за все обиды, общественные и личные. За развал Союза и рост цен. За демократию, при которой редакция журнала «Юность» избрала не его, Полякова, своим новым главным редактором. За то, что по финансовым причинам закрылись два фильма по его сценариям и по непонятным причинам «тормознули» постановки его пьес в академических театрах. За то, что лживые телевизионщики не приглашают больше в «Пресс-клуб» (не по той ли причине возник в повести злорадный рассказ, как прихлопнули враля-телекомментатора?). За то, что былые «апофегеи» стали анахронизмом. Вероятно, именно эти и другие жизненные обстоятельства и побудили писателя ударить по «демокрадам»…»
Правда, лихо! Хотя привычка за личные обиды квитаться со страной характерна как раз для российских либералов, а не патриотов. Но статья Арбитмана стала своего рода сигналом, после неё моё имя почти на десять лет исчезло со страниц «Литературной газеты», до самого моего прихода туда в 2001 году главным редактором. Информацию обо мне вычеркнули из переизданий словарей, справочников и учебников, а ведь мои ранние повести входили в школьную программу, по ним писались выпускные сочинения. Однажды на вечеринке я танцевал с молодой дамой и, как говорится, начал подбивать клинья. Вдруг она улыбнулась:
– Близость, не оплаченная любовью, лишь отдаляет мужчину и женщину друг от друга!
– Хм, вы читали «Работу над ошибками»? – спросил я, узнав цитату из своей повести.
– Читала? Я писала по ней выпускное сочинение. У вас такая смешная фотография была в журнале! И я думала, вы моложе…
Клинья пришлось срочно извлечь и отнести домой.
Кстати, тот давний «херем» остался в силе до сих пор, в 2014 году в своём «Путеводителе по российской литературе» всё тот же неуморимый Арбитман включил моего «Гипсового трубача» в число романов, которые вообще не следует читать. Собственно, в этом и заключается либеральная цензура: не надо запрещать, надо вытеснить автора из поля читательского внимания. Но ведь это, в сущности, мало чем отличается от цензуры. Даже ещё хуже: запретный плод сладок, к нему тянутся вопреки, а плод, заранее объявленный несъедобным, просто не возьмут в руки с книжного прилавка. Виртуозы!
