Книга Инстинкт заключенного. Очерки тюремной психологии - Михаил Гернет

По данным, относящимся к 1891 г. на 24.153 подвала (в нескольких городах Италии) приходилось 101.456 жильцов и на 54.638 квартир в чердаках–183.270 жильцов[324].

Совершенно такого же мнения и другие итальянские криминалисты Niceforo и Sighele, давшие описание бедных квартир в Риме. «Гнездо римской бедноты — «mala vita», пишут они, находится большею частью во всем том квартале, который идет от Campo Verano до площади Vittorio Emanuele и от нее до границ квартала Esquilino. Тут ютится мир эксплуатируемых женщин, воров по профессии, шарлатанов, проституток. Это — мир, где каждую ночь совершаются преступления, которых не узнает полиция и где подготовляются планы будущих предприятий… Войдите в эти огромные здания, где по микроскопическим комнаткам размещается человек по шести в каждой конуре, и вы найдете здесь корни дурного растения: здесь, как ядовитые грибы, растут в нездоровой сырости преступления, наводящие ужас на весь город»[325].

В Лондоне королевская комиссия для исследования жилищ рабочего класса называет переполнение этих квартир позором для общества. Тягости квартирного вопроса увеличиваются еще огромным за последние 50 лет повышением в Англии квартирной платы на 150 %[326].

В Берлине из каждой сотни семей в 5 человек 32 семьи живут в квартирах из 2 комнат, a из 100 семей в 9 человек 36,5 семей живут в квартирах из 3 комнат; вообще, чем больше семья, тем хуже ее жилищные условия (вычисления Бертильона).

В Вене 26 % семей из 6–10 членов живут в квартирах из 2 комнат.

Можно бы привести и другие цифры жилищной нужды рабочего и бедного класса населения, но для наших целей достаточно и приведенных. На западе, особенно в странах, где рабочая партия имеет в парламентах своих представителей, вопрос об уменьшении тягостей жилищной нужды давно привлекает к себе внимание политических деятелей. Так, в Бельгии депутат социалист Denis представил в 1903 г. в палату проект закона о рабочих жилищах; в Англии радикал Макнамара, при обсуждении в феврале 1903 г. ответного адреса на тронную речь, внес поправку с указанием на необходимость улучшения рабочих жилищ. Но, к сожалению, не всегда эти добрые начинания выходят из области прений в действительность. Так, например, указанная выше поправка радикала Макнамара была отвергнута. Такова, впрочем, судьба многих проектов экономического свойства, имеющих целью улучшение положения низших и бедных слоев населения: борьба различных классов современного общества слишком обострена, чтобы представители достаточных классов согласились «дарить» миллионы нищим и эти бездомные нищие, обитатели темных углов, чердаков и вонючих подвалов, мстят бессознательно, a иногда и сознательно своими преступлениями «имущим, но не дающим», и то, что не было дано на реформы экономического свойства, дается и, может быть, в еще большем размере, на увеличение тюремного бюджета. Простая аксиома проф. Листа, что закон о жилищах делает гораздо более для уменьшения преступности, чем дюжина новых уголовных законов, остается для многих совершенно непонятной.

б) Влияние на преступность цен хлеба

На громадное значение голода и высоких цен хлеба в годы неурожаев было обращено внимание многими криминалистами и экономистами еще задолго до появления труда Колаянни. Уже древние римские философы говорили о необходимости принимать во внимание то состояние крайней необходимости, которое создавалось голодною нуждою. В XVI столетии Albertus de Gandino и de Bello Visu развивают мысль об оправдании голодной кражи соображениями христианско-коммунистического характера: «tempore necessitatis omnia esse communia»[327]. Из нашего очерка о предшественниках социологической школы уголовного права можно видеть, что, начиная с Томаса Моруса, целый ряд писателей подробно выяснял влияние голода на преступность. Но строго научное изучение такого влияния сделалось возможным лишь в XIX веке со времени появления материалов по уголовной статистике. В настоящее время литература о влиянии хлебных цен на преступления несомненно богаче, чем о каком-либо другом факторе преступности. Но Колаянни, опубликовавший свой труд в 1889 году, мог воспользоваться лишь теми работами, которые захватывали период не позднее 1885 года.

К сожалению, несмотря на появление за последние годы не только статей в журналах, но и отдельных монографий по интересующему нас теперь вопросу, нельзя сказать, чтобы спорные в 1889 году вопросы находили в наши дни одинаковое разрешение. Наоборот, разногласий как будто стало даже больше и, во всяком случае, они стали резче. Эти разногласия касаются не только той или другой степени влияния экономического положения на различные преступления, но и самой возможности такого влияния. С одной из теорий, отрицающих влияние бедности (учение Гарофало), мы уже имели случай познакомиться. К взглядам этого сторонника уголовно-антропологической школы примкнули, если не вполне, то отчасти, некоторые другие криминалисты. Таковы, например, Eugene Rostand, Henri Joly и др. Все эти авторы сходятся с Гарофало в том, что, отрицая или умаляя значение бедности, как фактора преступности, признают преимущественное значение за нравственным чувством. Так Rostand полагает, что, если не бедность, то по крайней мере крайние пределы нищеты могут вызывать преступление, но в действительности нищета служит фактором преступности только тогда, когда для ее влияния подготовлена соответствующая почва в области морали и веры человека, когда недостаточно развиты или совершенно отсутствуют моральное и, особенно, религиозное чувства[328].