Книга Звезды в твоих глазах - Дженн Беннет

– Я пыталась себя защитить. Ты причинил мне боль. Весь мой мир рухнул.

– Как. И. Мой.

Я уже трясусь. Но мы хотя бы перестали друг на друга гневно орать.

– Так не пойдет! – говорю я ему.

– Что ты имеешь в виду?

Я злобно тычу пальцем сначала в него, потом в себя:

– Вот это! Будь это судьба, нам было бы легче. Может, Вселенная пытается нам что-то сказать.

– Что? – Он подходит ближе, нависает надо мной, вглядывается в лицо. – Ты в самом деле так думаешь?

– Да, – отвечаю я, на этот раз уже не так уверенно.

– Зори, мне обязательно нужно это знать. Что именно, по-твоему, пытается сказать нам Вселенная?

– Что нам…

Я застываю с открытым ртом, не в состоянии довести до конца свою мысль. Он слишком близко от меня. Всего в паре дюймов. В голове пустота, слова, вертевшиеся на языке, куда-то пропали. Я не знаю, что пытаюсь сказать. Не знаю, что чувствую. У меня просто возникает ощущение, что наступил решающий момент и эту плотину вот-вот где-то прорвет. Словно поток энергии между нами резко скакнул вверх и завибрировал. Будто у меня за спиной появился предупреждающий знак: СКОЛЬЗКИЕ КАМНИ. ПОДХОДИТЬ К КРАЮ ЗАПРЕЩЕНО.

– Хочешь знать, что я об этом думаю? – говорит Леннон, втягивая в плечи голову, чтобы его глаза оказались на одном уровне с моими. – Мне кажется, что если Вселенная пытается нас разлучить, то это у нее получается ой как хреново. В противном случае мы бы с тобой не оказались здесь вместе.

– А я и не хочу, чтобы мы с тобой были здесь вместе!

– Врешь, – убежденно говорит он.

– Нет, не вру. Мне не нужен ни поход, ни вообще все это. Я лишь хочу…

Леннон без предупреждений припадает ко мне губами и довольно грубо целует. Не допуская никаких возражений. Его ладони у меня на затылке не дают даже пошевелиться. И я на долгий, протяжный миг замираю в нерешительности, не зная, оттолкнуть его или нет. Потом меня враз обдает жаром, я таю и тоже его целую.

Ох. Как же это здорово.

Его руки расслабляются, пальцы ерошат мои волосы. Нежный язык сплетается с моим. А когда мне из-за того, что задыхаюсь, приходится его оттолкнуть, он целует уголок моего рта. Щеку. Лоб. Несколько раз подбородок. Всю шею. Мочку уха… Еще чуть-чуть, и я хлопнусь в обморок от наслаждения. Он даже отгибает воротник моей блузки и целует под ним кожу. У него жаркий рот и жесткая – в самом лучшем смысле этого слова – щетина. Его поцелуи долгие, неторопливые, размеренные и очень, очень уверенные. У меня возникает ощущение, что он рисует на моем теле карту, следуя маршруту, помеченному ориентирами, которые придумал в своей голове.

В этой разведке он неутомим, я издаю непонятные стоны, отчасти повергающие в смущение. Но остановиться просто не могу. Вот мои губы упорно рвутся обратно к его коже и настигают ее, я обнимаю его руками, сильнее прижимаю к себе, вновь нахожу путь к его рту и… БОЖЕ, КАК ЖЕ МНЕ ХОРОШО.

Как я могла забыть?

Он что, в этом деле поднаторел? А я?

О господи!

Туман от водопада окутывает мои ноги, коленки подо мной подгибаются. Кости больше не функционируют. Леннон словно нажал на какой-то потайной выключатель, и теперь я полностью во власти своего организма, которому до такой степени нравится его тело, что он отчаянно жаждет увлечь его на землю, чтобы Леннон и совершил со мной свое непотребство прямо здесь, в присутствии Гласа Божьего. Я тоже желаю этого всем своим естеством. Этот момент превращает меня в потаскуху. В нераскаявшуюся шлюху. Я – бушующий пожар ощущений и чувств, от которых не в состоянии избавиться.

Вот блин! Я не могу дышать. Кроме шуток. Думаю, надо научиться сдерживать свои распутные порывы. Или как минимум подумать о том, как дышать через нос, когда целуешься.

Я пытаюсь немного успокоиться, и в этот момент в моей голове начинают нашептывать голоса. Он тебя бросил. Он причинил тебе боль.

Болтовня приближающихся туристов еще больше усиливает чувство смущения.

Я отстраняюсь от Леннона.

Он опять прижимает меня к себе.

– Сюда идут, – предупреждаю я.

– Зори, – говорит он, пока его рука блуждает по моей спине, – я хочу попробовать еще раз. Не хочу, чтобы мы были врагами. Или просто друзьями. Мне… нужно все. Ты и я. И плевать мне теперь на твоего отца. Если надо, я буду за нас бороться. Вместе мы что-нибудь придумаем. Лишь скажи мне, что ты тоже этого хочешь.

На какой-то миг я почти что уступаю и соглашаюсь, но тут смеется какой-то турист – они куда ближе, чем мне казалось, – и это рушит момент, выливая на объединившее нас тепло хрестоматийный ушат воды. И вдруг в приливе озарения я вдруг вспоминаю, что в тех же чувствах Леннон признавался мне перед вечером выпускников, когда мы решили публично признать наш Великий Эксперимент.

Получится ли у нас опять быть вместе?

А я этого хочу?

Может ли то, что он мне рассказал, изменить мое отношение к событиям прошлой осени?

Ну почему, почему у меня нет простого решения?

И наконец… Что это со мной?

– Мне нужно обо всем подумать, – говорю ему я.

Выражение боли на его лице не спутать ни с чем.

Он закрывает глаза и несколько раз моргает, собираясь с мыслями. Затем кивает и отходит назад. Теперь нас разделяет расстояние.

– Прости, – говорю я, – просто… для одного раза всего слишком много и…

И я не могу вести себя как обычный человек.

– Я знаю, – кивает он, – все понятно.

– Леннон…

На плато высыпают подошедшие туристы – группка ребят, судя по возрасту, студентов. От их смеха у меня разбегаются мысли, а между мной и Ленноном вырастает незримая стена.

– Собирайся, – говорит он, показывая на наши рюкзаки, – пойдем отсюда.

Из голоса и жестов Леннона исчезают все эмоции, он становится непроницаем.

Мне хочется кричать. Хочется взмолиться, чтобы он вернулся. Хочется остаться одной и обдумать каждую деталь случившегося. И хочется вообще ни о чем не думать.

Но я не в состоянии ничего этого сделать, поэтому мы молча возвращаемся на тропу, каждый глубоко погрузившись в свои мысли…

Как никогда близко, как никогда далеко друг от друга.

21

Оставив водопады позади, мы до вечера идем по Изумрудной тропе, разговаривая только в случае крайней необходимости или время от времени углубляясь в безопасные темы. Система национальных парков. Погода. Держимся друг от друга на почтительном расстоянии, как двое знакомых, которым приходится идти по одной тропе. Словно перед этим каждый не зацеловал другому все лицо. Будто весь мой мир не перевернулся и не упал на спину, как выброшенная на берег черепаха.