Книга Мой персональный миллионер - Ирина Шайлина

Домофон сломан, в подъезд я вошла беспрепятственно. Поднялась на третий этаж. Дверь так обшарпана, словно у них тоже Сатана есть, очень эту дверь ненавидящий. Позвонила. Дверь тонкая, трель звонка слышится хорошо. А в ответ тишина. Позвонила снова. И снова. Должен дома быть — Света сказала. Она вчера с ним говорила. На работу он не ходит — говорит, заболел.

Шаги я услышала после пятого звонка — я была упорна. Заскрежетал ключ в замке. Чем болен Кирилл, я поняла сразу. Он топлес, вообще с такими торсами грех одетыми ходить. На коже — следы поцелуев. На одном плече даже зубов. Вдоль бока — царапина. На лице — блаженство и толика усталости. Ещё бы, столько физически упражняться!

— Здрасьте, — поздоровалась я. — Вы меня помните?

— Да, — удивился Кирилл. — Лида. Германа жена.

— Бинго!

На правах узнанной родственницы я шагнула в квартиру. Кирилл попятился. Засмущался, видимо, про свои боевые ранения вспомнив.

— Я… в ванную. Вы располагайтесь. Можете чаю налить. Если он есть.

Я налила воды в чайник, включила. На кухне истинно холостяцкий бардак. Но на стуле висит лифчик, следовательно, какие-то женщины здесь водятся. Потрогала бок чайника — ещё холодный. В ванной вода шумит. Подумала мгновение и уступила бабскому любопытству: тихонько шагнула в коридор и заглянула в единственную комнату.

Тоже беспорядок. Женская пятка, торчащая из-под одеяла. С другой стороны — макушка. Фиолетовая. Я моргнула. Ещё раз моргнула. Не помогло. Макушка осталась фиолетовой. Я склонилась и сдернула с девушки одеяло. Не ошиблась.

Дунька — а это была она — на постели осела. Посмотрела на меня круглыми от удивления, а может, и от страха глазами.

— Давно я тебя не порола, — с чувством сказала я.

И поняла, что сей воспитательный пробел надо восполнять срочно. Немедленно. Оглянулась вокруг. Ремень бы! Где у Кирилла ремни лежат? Я открыла шкаф. Все валяется, чёрт ногу сломит, не то что у Германа. Я искала ремень, Дунька тем временем торопливо натягивала трусы и футболку. Я забыла сказать — она была в чем мать родила.

— Лида, — голос Дуньки сбивался. — Все не так, как тебе кажется.

Бог с ним, с ремнем. Что найду, тем и прибью. Нашлось полотенце. Замахнулась. Стегнула. На белой Дунькиной спине розовая полоса. Дунька взвизгивает и вскакивает на ноги. Получает по ногам. Она убегает, но в однушке далеко не убежишь. Поэтому она верещит каждый раз, когда я её догоняю.

— Бестолочь лопоухая! — приговаривала я между делом. — Я пять раз тебе звонила! Трахается она! Я тебя куда отправила? В монастырь сдам, точно. Или в деревню поедем, хвосты коровам крутить будешь! Все лучше, чем жопой перед мужиками!

— Не… ой! Не бей меня!

— Что здесь происходит? — Кирилл стоял в дверях. Я, признаться, совсем о нем забыла от ярости. Смотрел на нас жёстко — и следа в глазах не осталось от былой расслабленности. — Дуня, слазь со стола.

Дунька и правда, от меня и полотенца спасаясь, залезла на стол.

— Все нормально, Кирюш…

Это Дуня сказала дрожащим голосом со стола, с которого не собирается слезать. И правильно делает — от этого «Кирюш» я полотенце ещё крепче сжимаю.

— Ты считаешь, это нормально? — Голос у Кирилла едкий. Злой. — Лида…

— Лида — моя сестра. Старшая.

Немая сцена. Нас трое, каждый из нас не знает всего. Мы смотрели друг на друга и молчали.

— Врёшь? — наконец, совсем по-детски, по-мальчишески спросил Кирилл.

— Нет…

Я села на стул. Запал пропал. Да и Дуньку жалко. Я с опозданием вспомнила, что она ещё и беременная. Ничего, полотенце ей будет только на пользу. А если нужно будет, я и ремень найду.

— Я пойду… покурю.

А говорил, что не курит. Ушёл, дверь прикрыл осторожненько. Я на кухню — чайник вскипел. Чай не помешает. Никому. Тем более заварка нашлась.

— Ничего не хочешь рассказать? — спросила я, разливая чай.

Чай Дунька любила сладкий с лимоном. Лимон в холодильнике нашёлся, правда, такой засохший, что я его скорее отломила, чем отрезала.

— В общем, я… — начала Дуня, косясь на дверь, шепотом, — нечаянно вышла замуж. Два месяца как. Деньги нужны были очень… Ты помнишь. Я с Кириллом в баре познакомилась. Напилась, да… Парень ко мне приставал, шлюхой обозвал. Кирилл его избил. Ну и Кириллу тоже досталось… Мне его жалко стало, я отнесла сережки в ломбард и заплатила штраф — Кирилла в обезьянник посадили. Сказала, что он мне должен. А он мне предложил… замуж за деньги. Я взяла. Миллион.

Я расхохоталась. Смеялась долго и остановиться не могла. Вернулся Кирилл, посмотрел на меня, как на сумасшедшую. Валерьянки накапал в чай. Чай с валерьянкой — мерзость. Но я выпила. И смеяться перестала. Почти.

Боюсь, на меня навалилось слишком много всего разом, и со мной случилась самая банальная истерика. Впрочем, лучше уж смеяться, чем рыдать. Хотя и смеялась так, что по щекам мокрые дорожки. И во рту терпко-сладкий вкус валерьянки, напополам с чаем.

— Ещё валерьянки налей, — попросила я.

Кирилл посмотрел на бутылек. Потом подумал и перевернул его над чашкой, даже по донышку похлопал, чтобы точно, до капли. И чай сверху. Сладкий. Я снова выпила до дна. Не помогает. Может, подождать нужно?

Кирилл ушёл в комнату, загремел там. Дунька глядела опасливо.

— Бестолочь, — с удовольствием повторила я. — Лопоухая. Я надеюсь, это хоть он счастливый папаша? — Дунька кивнула. Слава богу, хоть так. — Ты рассказала?

— Нет, — прошептала Дунька, глядя на дверь — не вошёл бы. — Как-то… некогда было. Ты только молчи, Лид. Я сама расскажу.

Я отмахнулась. Пусть делает что хочет. Валерьянка меня не успокоила. Она навалилась на меня безмерной усталостью, от которой веки слипаются и в глазах туман. Спать хотелось зверски. Кирилл вернулся полностью одетым. Сел, понимая, что не просто я Дуньку полотенцем прогонять пришла. Хотя, если бы знала, то и по этой причине явилась бы непременно.

— Рассказывай.

И я рассказала. Торопливо, поглядывая на часы. И про то, что Герман исчез. И про маму, которая клеила Дунькины уши — это уже для того, чтобы он проникся личным интересом. Он посмотрел на уши, которые и правда торчали немного больше положенного, с затаенной нежностью и возмущением — как можно такие уши клеить?! Не забыла про Мари, про Гришку, а ещё, что домой боялась идти, и Сатана там не кормленный. И, наверное, очень злой. А Сонька в больнице, у неё операция через два часа, и мне страшно. Очень страшно.

— Пугают они тебя, — сказал Кирилл.

Я кивнула — пугают. Но от этого не легче. Своего они добились — я напугана.

— Козла твоего Герман пусть отлавливает, а с остальным разберёмся. Время уже утреннее? Сейчас позвоню, узнаю.

Кирилл звонил. Результатом разговоров стало то, что мы узнали — в соцзащите и правда на меня зуб. С чьей подачи — неизвестно, да и не важно. «Потом Герман решит, — сказал Кирилл. — Сейчас по факту решать нужно». И снова позвонил. Я чай пила, уже без валерьянки, и пыталась умерить Дунькино любопытство. Ей было интересно, вправду ли я вышла замуж за брата Кирилла? И что, правда — мама? И уши клеила?