Книга Сезон - Джона Лиза Дайер

Я резко схватила ее за плечо и развернула к себе:

– Нет-нет-нет-нет-нет. Садись, тетя Камилла, и я куплю тебе любые журналы, которые ты захочешь.

– О, как ты заботлива, Меган, спасибо.

– Совсем нет, – сказала я, чуть ли не силой усаживая ее на пластиковый стул. – Ты так много сделала для меня на этой неделе, а я еще чувствую себя ужасно после того, что наговорила о Конраде.

Первым делом я схватила «Дейли Ньюс».

Фотография Эндрю была обрезана до талии. Он смотрел на кого-то, кто не попал на снимок, его лицо пылало гневом.

Я почти не попала на фото, только кусочек плеча и волосы. Я быстро развернула газету, просмотрела статью и, затаив дыхание, прочитала о нашей ссоре в холле гостиницы. Никто не называл моего имени. Я была «неизвестной молодой женщиной», согласно «источнику в отеле». Эндрю еще раз засняли, когда он уходил из отеля, засунув руки в карманы. Автор статьи задавался вопросом, что за девушка была достаточно смелой, а то и безрассудной, чтобы отвергнуть самого Эндрю Гейджа, и каким именно образом эта ссора отразится на его нынешних отношениях с «ошеломляющей далласской светской львицей Бэттл». Крошечная фотография Лорен красовалась в нижнем левом углу.

Я снова посмотрела на фотографию Эндрю и заметила кое-что, на что не обращала внимание раньше, – боль. Я подумала обо всем, что он сказал, прежде чем я оттолкнула его. Он думал обо мне месяцами, с тех пор как мы встретились впервые. И он написал Джорджи обо мне, и Грейси знала, кто я, а его мама считала меня угрозой благополучию их семьи.

Я все время ошибалась на его счет.

Глава 24, в которой Меган подвергает сомнению свои суждения

– Вы все знаете, я не очень красноречив, но я действительно хотел бы попросить минутку вашего внимания сегодня вечером и сказать, что это значимое для всех нас событие, и я рад, что могу поделиться этим с вами, – сказал папа, держа бокал красного вина в руке.

Был вечер пятницы – это за день до моей вечеринки, – и мама с папой устроили семейный ужин, чтобы отпраздновать продажу ранчо. Договоры были подписаны, и даже чернила на них высохли. То, что началось как пустая болтовня несколько месяцев назад в «Нашере», стало реальностью. Мои родители любезно пригласили Хэнка присоединиться к нам.

– Люси, – продолжал папа, поворачиваясь к маме, – я бы не сделал это без тебя. Я бы вообще многое без тебя не сделал.

Мама улыбнулась.

– Девочки, абердинское скотоводство и, возможно, само имя Макнайтов канут однажды в небытие, но это земля и наша фамилия всегда буду частью вас, вашей истории. Вы – потомки великой семьи, семьи, которая пришла издалека и построила на этой земле ранчо, просуществовавшее сто пятьдесят лет. Никогда не забывайте, откуда вы пришли, за что вы сражаетесь, и знайте, что способны на великие дела.

– Мы не забудем, – сказала я, а Джулия, растрогавшись, просто кивнула.

– И Хэнк, – тут папа повернулся к нашему гостю, – я рад, что ты сегодня здесь с нами.

Хотя отлет из Нью-Йорка выглядел как побег, две недели дома привели меня в чувство. Мало того что Абердин был продан выгоднее, чем мы рассчитывали изначально, и на наших с сестрой депозитных счетах лежали кругленькие суммы, так еще и Хэнк сказал, что все лоты – участки, на которые поделили землю ранчо, – были распроданы чуть ли не за сутки. Впервые в своей взрослой жизни мои родители собирались жить без долгов. Они расслабились и улыбались легко и непринужденно, такими я их еще никогда не видела. Что ж, вы действительно не можете оценить вес бремени, пока не скинете его.

Мама теперь могла с легким сердцем планировать вечеринку всей своей жизни. О деньгах больше не нужно было беспокоиться, и она сменила место проведения с ресторана отеля на загородный клуб «Черепаший ручей». Квартет превратился в камерный оркестр, меню расширилось, а флорист заказал еще тысячи цветов. Я тоже успешно продавала столы. Я нашла благотворительную организацию «Убежище», помогающую женщинам, пережившим насилие. Дамам из местного высшего общества эта идея понравилась, и мы продали вначале сто шесть, а потом и сто сорок столов.

Так что все шло просто потрясающе – ранчо было продано за считаные дни и брак моих родителей был спасен, наша вечеринка должна была стать успешной, и теперь я сидела за семейным столом и слушала, как мой папа благодарит моего самого внимательного, умного и красивого парня на свете за то, что он помог нам в этом деле. Я должна была быть в эйфории…

Но не была.

У меня в животе скручивался узел размером с хоккейную шайбу. В течение двух недель я пыталась игнорировать свои чувства, но так ничего и не смогла с ними поделать. Хотя и сама не понимала, из-за чего точно беспокоилась. Это точно был не Эндрю Гейдж. Возможно, больше всего меня волновала его сестра Джорджи.

Мне действительно нравился Хэнк, и я не могла поверить, что он лжет мне. Но когда я встретила Джорджи Гейдж в Нью-Йорке, она показалась мне искренней и милой, человеком, с которым я могла бы подружиться. Она не была сумасшедшей и уж точно не была хитрой манипуляторшей, какой ее представил мне Хэнк. Это означало, что я сильно ошибаюсь насчет одного из них, и неопределенность страшно раздражала. Так кто же в этой истории лгал?

– Хэнку Уотерхаусу миллион раз спасибо. Миллион благодарностей! – Папа поднял свой бокал, и все присоединились к нему.

Мы весело переговаривались и смеялись, а Хэнк застенчиво улыбнулся. Мы чокнулись, но беспокойство меня так и не отпустило.

– Речь, речь, речь! – воскликнула мама и постучала вилкой по тарелке.

Мы с Джулией рассмеялись, и Хэнк наконец встал:

– Ну, я могу только сказать, что это все благодаря Меган. – Хэнк посмотрел на меня с любовью. – С первого момента, когда я увидел твою фотографию, я понял, что впереди меня ждет что-то хорошее. И быть здесь, быть частью всего этого… Знаете, мне недостает слов, поэтому скажу просто: я счастлив… и спасибо вам большое.

– Доброе утро, красавица, – сказал Хэнк и поцеловал меня. Следующее утро мы встречали обнаженными, лежащими под теплым, уютным одеялом.

– Кофе?

– Носит ли папа Римский смешную шляпу? Конечно!

Хэнк улыбнулся моей глупой шутке и пошел на кухню. Я полюбовалась его голой задницей, проводив взглядом до самой двери, и снова подумала о том, что сказал Хэнк вчера вечером – о самой лучшей вещи, которую кто-либо когда-либо обо мне говорил.

С первого момента, как я увидел твою фотографию… И тут я застыла.

Когда мы с Хэнком встретились на веранде, он спросил меня, была ли у меня семья. Я вспомнила, как ответила: «Сестра». И он вроде бы не знал моего имени, мы тогда еще представились друг другу. Но если он видел мою фотографию, то должен был знать и имя: оно значилось прямо под снимком.