Книга Запечатанное счастье - Наталья Самсонова

Если уж я так попала, то будет грех не воспользоваться ситуацией и не вытянуть хоть капельку информации.

— А она знала, что не выживет?

— Откуда бы? Она была уверена, что жертвой для ритуала послужит ее кровь, что прольется во время рождения новой жизни и боль, которую она испытает в то же время. Это все что тебе интересно, Мэврис Ильсин Редгенская?

— Траарнская, — сквозь зубы поправила я.

— Твой брак не был освящен Нашим Богом, а значит живешь ты во грехе и дети твои зачаты в преступной связи.

— Тебя саму-то где зачали? Уж не в углу ли, за камином? — огрызнулась я.

— Почти, мою мать изнасиловал сильный и благородный маг, знатный и богатый. Или ты думаешь, что твоя Мадина в любви своего ребенка зачала? Ты такая смешная, Мэврис Ильсин. Я читала твои научные статьи. Ничего серьезного. Я смогла бы лучше, но судьба сулила нам иное. Ты — родилась с золотыми серьгами, а я от роду получила метлу и тряпку.

Я многое могла сказать, еще больше я хотела сказать. Но вовремя поняла, что очень тупо злить того, кому вынуждена подчиняться.

— Итак, ты целиком и полностью в моей власти. На колени, Мэврис Ильсин. Встань на колени.

Тело само, без участия разума, опустилось на колени.

— Молчи, — со злорадством приказала незнакомка. — А теперь…Боль!

Это был истинный ад. Казалось, что меня заживо освежевали, что кожу снимают тонкими лоскутами, а обнажающееся мясо присыпают солью и перцем. Из глаз текли слезы, но я оставалась молчалива и неподвижна.

— Я запрещаю тебе говорить, намекать, рисовать, писать и любым другим образом передавать информацию связанную с произошедшим в этой комнате. Я запрещаю тебе говорить, намекать, напоминать и как-то иначе озвучивать все, что касается твоих печатей в настоящем, прошлом и будущем. Я запрещаю тебе спрашивать короля о природе печатей и о способе их передачи. Я запрещаю тебе говорить с королем на любую тему, которая косвенно касается печатей и твоего с ним брака.

Тварь, какая же тварь!

— Я запрещаю тебе говорить о том, что ты встретилась с пособницей Истинного Бога. И так же я запрещаю тебе говорить, что видела фанатичку. Как истинная дочь Единого Бога я отрицаю фанатизм, но знаю, что именно так вы нас именуете. Приказываю тебе сказать, что я упустила. Приказываю сказать тебе, как еще ты можешь передать королю информацию.

— Никак, — сквозь зубы произнесла я.

— Прекрасно.

Я услышала тихие шаги и почувствовала, как на моей руке, ниже наруча, застегнулся браслет.

— В центральном камне яд. При любой удачной возможности ты отравишь Линеда Сехарейю Траарнского, Двадцать Седьмого Хранителя Проклятого Барьера. И ты никому ни словом, ни дело не намекнешь на то, что должна сделать.

Я рыдала, а она зачитывала мне приказы. И все сильнее становилось ясно, что у Лина есть только один шанс выжить — скорее отделить от меня Умфру и переправить на Землю. А до того момента я должна, нет, я обязана сократить наше общение. Господи, как же нам будет больно…

— Считай до пятидесяти и возвращайся в свои покои.

Не стоило так сильно рассчитывать на «долго и счастливо», Алиса. Признайся себе хотя бы сейчас — ты ведь решила остаться, да? Ну вот за тебя и перерешали.

— Я обязательно найду способ поквитаться.

До пятидесяти я досчитала очень быстро. Затем так же не мешкая поднялась на ноги и вылетела из комнаты. Гвардеец, стоящий у моих покоев, встрепенулся и спросил:

— Ваше Величество? Приказать позвать леди Иссинель? Или целителя?

— Нет, я просто не понимаю, где мой супруг, — сказала я.

И даже почти не соврала — я ведь и правда этого не понимаю.

— Ох, он в доме милорда Эрсталя. Или уже закончил? — Гвардеец потер подбородок, — вчера вечером сестра милорда Эрсталя разбила свой кристалл связи. На основной кристалл тут же поступил сигнал и отряд гвардейцев отправился к их с братом дому. К сожалению, они ничем не успели помочь — и леди Ариадна, и милорд Эрсталь были мертвы. Говорят, что их пытали, но это, мне кажется сплетни. Наверное вор забрался в особняк, а хозяева дома оказались. Милорд же магией пользоваться не мог. Так что наш король в порядке, просто занят очень. Убийство такого мага как Вердар Эрсталь не может быть проигнорировано Главой Совета Магов.

— Спасибо, — с трудом выговорила я. — Спасибо.

В своих покоях я сразу прошла в спальню и рухнула на постель.

— Что случилось?

— Ничего, — выдавила я. — Ничего.

И зарыдала. Потому что на самом деле я хотела рассказать Зеркальщику о произошедшем, но изо рта лезло только это долбанное «ничего».

Я выла, размазывала по щекам слезы и повторяла «ничего-ничего-ничего».

— Ты пугаешь меня, — нервно выдал дух.

— И себя, — вытолкнула я немеющими губами и зашлась в приступе истерического хохота.

— Да скажи хоть слово!

Мне хотелось крикнуть: «Я вынуждена убить любимого человека!».

— У меня все хорошо, — вырвалось вместо этого.

Я мечтала попросить: «Помоги мне!». А получилось:

— Хочешь, я помогу тебе?

— Да, — жестко и четко произнес Зеркальщик. — Подойди ко мне, и открой самый верхний ящик. В ярко-синей шкатулке круглые розовые пилюли. Это сушено-прессованное успокоительное. Выпей, подействует минут через десять.

С трудом, но я смогла встать и выпить это самое сушено-прессованное. И села прямо перед трюльеном. Ждать, пока внутри разожмется огненная пружина. Я смотрела прямо перед собой и в кои-то веки вместо Ильсин видела себя. Потому что выглядела точно так же, как и на Земле — опухший нос, зареванные глаза и обреченный взгляд. Мне больше не во что верить и не на что надеяться. Теперь моя цель вернуться домой. Фанатичку вычислят, не могут не вычислить. Другого исполнителя она найти не должна — сейчас весь дворец на ушах. Зато я буду жить на Земле и знать, что мой любимый выжил, что на моих руках нет его крови. Мне не будет сниться его стекленеющий, полный боли взгляд. Я смогу избежать этого. Я должна.

— Подействовало? А теперь давай попробуем поговорить.

Зеркальщик аккуратно выпытывал у меня подробности произошедшего, но мой язык все равно мне не повиновался. Дух вспылил:

— Да что ж такое-то?! Никто же не берет с людей запретов на разговоры с духами — общеизвестно, что мы не разговариваем!

А я только и могла, что криво улыбнуться — как объяснить, что в моем понимании он не просто дух? Что я дала ему прозвище и воспринимаю как… Как равного себе, как человека.

Но он и сам догадался. Вздохнул, заворчал, и польщенно-сердитым тоном спросил:

— Ты мне имя дала? Тайное?

— Тайное, — вздохнула я. — Никогда вслух не произносила. Я просто не могла… А у тебя спросить не рискнула — вдруг это оскорбление или предложение. Или ритуал какой-нибудь?