Книга Спиноза - Петр Люкимсон

* * *

Если уж мы заговорили о личности Спинозы, то нельзя не отметить, что и Колерус, и Лукас пишут, с одной стороны, о его необычайной харизматичности, благодаря которой многие, в том числе и очень влиятельные и богатые люди, мгновенно подпадали под его влияние и начинали с восхищением ловить каждое его слово. С другой — они обращают внимание на то, что он всегда был внимателен и доброжелателен в общении с теми, у кого снимал комнаты, и старался никогда никому не быть в тягость.

По заведенному им распорядку Спиноза первую половину дня обычно шлифовал, отдавая остаток дня и ночь чтению и работе над своими трактатами. Иногда он так погружался в работу, что по нескольку дней, а то и недель не выходил из своей комнаты.

О том, что Спиноза часто работает ночами напролет, его соседи знали по свету свечей, струящемуся из его окна. Некоторые исследователи считают, что именно пристрастие Спинозы к работе по ночам и породило легенду о том, что «Богословско-политический трактат» ему надиктовал сам дьявол.

Но вот о том, чем Спиноза занимал себя в часы отдыха, Колерус пишет следующее:

«Когда же ему случалось почувствовать утомление от своих философских размышлений, он спускался отдохнуть в обществе своих хозяев и беседовал с ними о вещах самых обыкновенных и даже о пустяках. Иногда он позволял себе также в виде маленького развлечения выкурить трубку табаку или же, когда он желал дать своему уму более продолжительный отдых, он ловил и стравливал нескольких пауков или бросал в паутину мух; и наблюдение за борьбой насекомых доставляло ему такое удовольствие, что, глядя на это, он разражался громким смехом. Он рассматривал также под микроскопом различные части мельчайших насекомых, и это давало ему материал для выводов, которые, как ему казалось, вполне согласовывались с другими его открытиями».

По поводу микроскопа все понятно — Спиноза, как уже говорилось, живо интересовался всеми последними достижениями естествознания и пытался сам ставить какие-то эксперименты. Но вот получение удовольствия от зрелища битвы пауков или от того, как паук пожирает брошенную ему в паутину муху, — это, согласитесь, весьма странное развлечение для человека, считающегося светочем философии, самим воплощением духовности и рационализма.

Чтобы понять, какие психологические мотивы могли стоять за любимым развлечением Спинозы, какие черты личности оно высвечивает, автор отправил вышеприведенную цитату из Колеруса известному израильскому психоаналитику доктору Елене Шпигнер и попросил ее прокомментировать, что она думает о человеке, развлекающемся таким образом.

Госпожа Шпигнер ответила, что ей бы хотелось получить больше информации о детстве незнакомого ей любителя бросать в паутину мух, его сексуальных склонностях и вообще было бы неплохо поговорить с ним лично. Я написал, что это, увы, уже невозможно, так как человек, о котором идет речь, мертв, на что доктор Шпигнер заметила, что в таком случае мы пускаемся в область чистых спекуляций.

Когда же автор этих строк заверил госпожу Шпигнер, что с удовольствием выслушает любую, пусть и самую спекулятивную версию по данному поводу, то получил по электронной почте следующий ответ:

«Паук в юнгианской психологии часто ассоциируется с архетипом Великой Матери. То есть сложной системы матриархальных хаотических сил, основная задача которых не допустить свободное развитие и сепарацию всего, что находится в их сетях. Для сравнения: так поступают мамы, которые посвящают жизнь детям и оставляют их там же, где они, и такими же, как они, не позволяя даже узнать, что есть иной мир, построенный иначе, чем паутина…

Человек, которому нравится наблюдать безоговорочную победу Великой Матери над загнанным в безысходную ситуацию свободным существом, скорее всего, психологически компенсирует ощущение своей собственной беспомощности, страдания (высасывание мухи) и духовную смерть в паутине той среды (коллектива, культуры, семьи, идеологии и т. п.), из которой он не сумел выбраться. Мазохистское невротическое бесконечное переживание своего страдания и смерти.

С другой стороны — компенсация агрессии очень сильной, которую, как видно, он был не в состоянии проявить по отношению к «паутине» в жизни. Человек не может вырваться, не может дать возможность развития своему потенциалу. Для любого развития нужна агрессия… Этот человек спроецировал свою вытесненную агрессию на паука. Он наделил его (поймал, загнал в банку и даже подкинул ему жертву) безграничной властью и возможностью проявления высочайшей агрессии — убийства».

Звучит страшновато, не правда ли?

Но что, если догадка известного израильского психоаналитика, давшего характеристику Спинозе «вслепую», хоть в чем-то верна? Что если и в самом деле он был тайно одержим жаждой власти над всем человечеством? О, разумеется, не физической, не политической, а совершенно другой и куда большей — власти над душами и умами людей?! Власти почти Божественной.

И власть эту, надо заметить, он в итоге получил. Пусть и посмертно.

* * *

А вот вам еще одна загадка личности Спинозы.

«Было у него одно качество, — пишет Лукас, — тем более ценное, что его редко встретишь в философе, — необычайная опрятность, и когда бы он ни вышел, в его платье было нечто, что обыкновенно и отличает джентльмена (un honnete homme) от педанта. «Нас делает учеными не запущенный и неряшливый облик, — говаривал он и продолжал: — напротив, нарочитая неряшливость — примета низкой души (une ame basse), в которой нечего искать мудрости, науки не сумели воспитать тут ничего, кроме распущенности и нечистоплотности»».

Что ж, в данном случае поведение Спинозы вполне соответствует мнению Маймонида о том, что «подлинный мудрец» должен достойно, красиво одеваться и окружать себя красивыми вещами — так как это помогает ему прийти в необходимое для философских размышлений состояние духа.

Но вот свидетельство Колеруса:

«О платье своем он заботился весьма мало и одевался не лучше простого мещанина. Один весьма знатный государственный человек, зайдя однажды навестить Спинозу, нашел его в каком-то грязном халате и, упрекнув за это, предложил подарить ему новый; но Спиноза отвечал, что человек не заслуживает лучшего одеяния: «Противно здравому смыслу облекать в дорогую оболочку ничтожную и бренную вещь», — прибавил он».

У вас, читатель, не возникло ощущение, что речь в этих отрывках идет о двух совершенно разных людях?

И объяснение этому можно дать только одно: время от времени на Спинозу накатывали приступы клинической депрессии, во время которых он совершенно переставал следить за своим внешним видом.

Причем, видимо, в конце жизни, в тот период, когда его знал Колерус, приступы эти случались все чаще. Возможно, это было связано с набиравшей все большие масштабы критикой его сочинений, ощущением приближающейся смерти, но нельзя исключать и другие причины, повергавшие философа в мрачное состояние духа[169].