Книга Грех и чувствительность - Сюзанна Энок

Конечно, если бы речь шла только о таких, как Фрэнсис Хеннинг или Говард Фэннер, она, возможно, вообще отказалась бы куда-нибудь ехать. Но даже это не могло сильно испортить ей настроение, потому что в течение дня должен был зайти Валентин. В этом она была уверена.

У Закери был такой вид, как будто у него есть, что сказать, но мгновение спустя он махнул рукой, промолчав. Поскольку обычно ее младший брат любил поболтать, она сразу же встревожилась. Но возможно, ей это просто показалось, потому что за последние несколько дней она была сама не своя. А может быть, уже приехал Валентин, хотя для него еще слишком рано. Она почувствовала радостное волнение. Если он приехал так рано, то это неспроста.

Дверь в прихожую была открыта настежь, и она, бросив вопросительный взгляд на стоявшего рядом дворецкого, проскользнула внутрь.

— Доброе утро, джентльмены… Комната была пуста. Удивленная Элинор повернулась и чуть не столкнулась с Закери, который шел за ней следом. Он ничуть не удивился и, закрыв за собой дверь, уселся рядом с ней. Теперь она знала наверняка: что-то затевается.

— Что происходит? — спросила она встревоженным тоном.

— Не знаю.

— Не знаешь или не скажешь?

— Не знаю, но не сказал бы, даже если бы знал. Просто садись и выпей чаю.

Значит, что бы ни происходило, ее в это было решено не посвящать. Как это типично. И как сильно нарушает условия их договоренности… хотя эту тему следовало обсуждать не с Закери.

— Нельзя ли нам перейти хотя бы в гостиную? — спросила она, пытаясь делать вид, что не интересуется тем, что происходит. — Кресла там гораздо удобнее.

— Я так не думаю.

— Полно тебе, Закери. Мельбурн велел стеречь меня или он сказал, что я должна находиться именно в этой комнате?

— Никто ничего не говорил. — Он поерзал в кресле, сердито взглянув на жесткую спинку. — Но ты права насчет мебели. Ладно, давай перейдем в гостиную.

— Спасибо.

Она хотела пойти вперед, но он решительно сунул ее руку под свой локоть. Элинор едва подавила охватившую ее дрожь. Что бы ни происходило, это было не к добру. Может быть, кто-нибудь видел, как она целовала Валентина? Или еще того хуже? Она побледнела. У нее разыгралось воображение, она не могла логически мыслить, ее охватила паника. Это конец ее свободы.

— Перестань, — пробормотала она себе.

— Прости, не расслышал?

— Я ничего не сказала. — Ей надо было постараться взять себя в руки. Никто не стал бы так долго хранить новость об их тайном свидании, чтобы лишь сейчас рассказать об этом всем. Перед такой сплетней трудно устоять.

Когда они пересекали вестибюль, открылась входная дверь, и способность рассуждать у нее снова бесследно исчезла. Вошел Шарлемань, за которым следовал Валентин собственной персоной. Оба они выглядели не очень радостно, и сердце Элинор, которое уже отбивало бешеный ритм, испуганно замерло. Валентин взглянул на нее, но по выражению его лица было трудно что-либо понять.

— Ты начинаешь беспокоить меня, — сказал он Шею, сбрасывая пальто на руки Стэнтона. — Что, черт возьми, еще за неотложное дело, ради которого ты вытаскиваешь меня из дому, когда я еще не позавтракал?

— Пройдем в кабинет, — только и сказал Шей.

— Идем. — Закери увлек Элинор за собой по коридору.

Она уперлась и вырвалась из рук брата.

— Если это связано со мной, то я требую, чтобы ты сказал мне, что происходит. Я не ребенок. И все эти увертки просто смехотворны…

Из кабинета выглянул Себастьян, мрачное разгневанное лицо которого заставило ее замереть на месте.

— Отправляйтесь в гостиную и ждите там, пока я не позову, — рявкнул он. — Это уже перестало быть игрой.

Валентин заметил, как кровь отлила от лица Элинор. В широко расставленных серых глазах было столь явно написано самое худшее опасение, что, он удивился, как это ее братья все еще не повесили его прямо в портике. Ему хотелось сказать ей, чтобы она не тревожилась ни о чем, что он намерен взять на себя ответственность за все, что бы ни сказали братья Гриффин. Последовав за Мельбурном в его аскетический кабинет, он подумал о том, насколько нехарактерным для него был подобный порыв, и это одновременно и позабавило его, и вызвало раздражение.

— Ты начинаешь что-то очень сильно смахивать на испанского инквизитора, — сказал он, заметив, что ни один из братьев не был допущен в комнату.

Герцог подошел к письменному столу.

— Сегодня утром ко мне пожаловал один визитер, — начал он таким холодным тоном, какой Валентин у него слышал лишь в крайне редких случаях. У него мороз пробежал по коже.

— Надеюсь, ты скажешь мне, кто именно к тебе приходил?

— Стивен Кобб-Хардинг.

Валентин едва сдержался, чтобы не вскочить с кресла, однако Мельбурн пристально наблюдал за ним, поэтому он ограничился тем, что просто положил ногу на ногу.

— Представляю, в каком ты восторге. Только почему бы тебе, не подождать до более приемлемого часа, чтобы поделиться со мной этой радостной новостью?

— Ты его шантажируешь.

Слава Богу, Мельбурн решил сначала получить информацию от него. Предъявлять Элинор обвинения, которые, возможно, выдвинул Кобб-Хардинг, было бы несправедливо и необоснованно жестоко. Он пожал плечами.

— В этом сезоне мне было немного скучно, и я решил позабавиться.

Герцог стукнул кулаком по столу.

— Замолчи, Валентин! Знаешь, что он мне сказал? Что он сбережет репутацию моей семьи — и моей сестры, если она выйдет за него замуж!

— Мельбурн, ты…

— А я сидел здесь и слушал его, потому что никто, черт возьми, не изволил предупредить меня об этом! Я попросил тебя присматривать за Элинор, чтобы она не натворила глупостей, а не позволять ей делать все, что заблагорассудится, и скрывать это от меня!

Валентин сидел и слушал, как бушует герцог. Поскольку Мельбурн, видимо, не ждал от него ответа или даже его реакции, это давало ему время подумать. Он мог, конечно, солгать, сказав Себастьяну, что понятия не имеет, о чем говорил Кобб-Хардинг. Этого было бы достаточно, если бы дело касалось его одного, но Элинор невероятно усложняла ситуацию. Во-первых, она наверняка не станет лгать, а во-вторых, сочтет любую выдумку несправедливостью. Речь шла о ее праве на свободу и притворяться, как было в истории с посещением Воксхолла, она не пожелает, потому что это противоречило бы тому, чего она добивалась.

— Деверилл! — взревел Мельбурн, отрывая его от размышлений. — Ты должен был оказать мне простую услугу. Я не могу считать, что ты расплатился по своему долгу чести. Объяснись.

На какое-то мгновение Валентин подумал, что было бы любопытно узнать, как отреагировал бы Мельбурн на сообщение о том, что вечеринка у Белмонта — это далеко не самое серьезное из всего, что натворила Элинор, а также о его собственном существенном участии в этом.