Книга Мишень - Кэтрин Коултер

– Насчет взлома вашего жилища? – спросила Молли, поправляя на лбу мокрую тряпку.

– Это и кое-что другое. Вы отдыхайте, леди. Эм, если маме что-нибудь понадобится, спустишься и скажешь мне. Могу я рассчитывать на то, что ты послушаешь меня, а не ее?

– Не знаю, Рамзи. – всполошилась Эмма. – Она моя мама. И всегда была со мной, с того дня, когда я родилась.

– Верно, но сейчас она не может ясно думать. Позови меня, ладно?

Эмма помялась и потянула к себе пианино Молли театрально застонала, и девочка улыбнулась.

– Прекрасно!

Он отсалютовал дамам и спустился вниз.

У дверей стояла Вирджиния Тролли в своих знаменитых черных сапогах, такого же цвета брюках и свитере и в красном пиджаке.

– Я рада, что ты дома, Рамзи. Здесь был настоящий ад. Просто вавилонское столпотворение!

Рамзи пригласил ее в кабинет. Пламя весело плясало в камине, а новые тяжелые шторы темно-золотистого шелка были задернуты, создавая уютную, почти интимную атмосферу.

– Я обожаю твой дом, особенно с новой мебелью!

Фантастика! Наверное, обстановка обошлась тебе в кругленькую сумму!

– Ничего, страховка покроет большинство расходов.

– Рада слышать. Давай поженимся, а потом сразу разведемся, чтобы я могла заполучить дом.

– Он достанется тебе лишь в том случае, если сумеешь подкупить судью, – отпарировал Рамзи, наливая ей кофе из термоса, стоявшего на боковом столике.

– Боюсь, мой муж этого не поймет, – вздохнула Вирджиния. – Что, если ты согласишься меня удочерить?

– Да ты же старше меня!

– Нашел предлог!

– Надо же как-то отбиваться! Спасибо, что зашла, Джинни. Так что же делается в городе?

– Тебя упрекают в заигрывании с преступным миром, Пресса словно взбесилась. Удивительно, как это они еще не осадили твой дом. Скажи спасибо Господу за малые милости. Но долго это не продлится.

Он коротко рассказал обо веем, что случилось за последние недели, и добавил: :.

– Послезавтра мы втроем вылетаем в Ирландию. Хотели исчезнуть завтра, с утра пораньше, но Молли просто наизнанку выворачивает. Похоже на отравление.

Сейчас ей лучше, но в себя она еще не пришла. Лишь: бы это не приступ гастрита или язвы, хотя после того, что ей пришлось вынести, я не удивился бы и язве.

Вирджиния поднялась, подошла к высоким стеклянным дверям и отдернула шторы. Небо заволокли низкие черные тучи. Ни луны,; ни звезд. Женщина тяжело вздохнула.

– У нас только и разговоров, что о твоих приключениях. Этот Шейкер – та еще акула, Рамзи. Гнусный тип. Берегись его. Если за всем этим стоит Шейкер, шансы посадить его на скамью подсудимых примерно такие же, как у меня – стать прима-балериной. Но по правде говоря, и фэбээровцы сидят по уши в дерьме!

Уже и мышей не ловят!

Рамзи уселся в большое кожаное кресло и схватился за голову.

– Хочется думать, что это все же Шейкер. В таком случае нам, вероятно, ничто не грозит. Это мнение и фэбээровцев, и денверской полиции. Они ищут того гада, что похитил Эмму. Будем молиться, чтобы папарацци не пронюхали о нашем приезде. Думаю, нам полезно побыть немного на другом краю света. А у тебя есть что-то новенькое?

Вирджиния отвернулась от двери.

– Ты, вероятно, прав. Но тот, кто громил твой дом, не оставил следов. Соседи ничего не видели. Ни единого отпечатка. – Она помедлила, оглядывая кабинет: темные панели, дорогая кожаная мебель, блестящий дубовый паркет. – Служба уборки была на седьмом небе от гордости, что именно им выпало приводить в порядок дом судьи Ханта. «Кроникл» даже собрался прислать репортера сделать фото этой комнаты, после того как все будет закончено. Кабинет просто сверкает!

– Еще бы!

– Тебя что-то смущает?

– Нет, все прекрасно, по крайней мере пока. Однако неплохо бы понаблюдать за домом.

– Согласна. Прикажу патрульной машине проезжать здесь каждые полчаса. О, совсем забыла показать тебе кое-что, правда, вряд ли стоит обращать на это внимание, но все же… Подсунули под дверь твоего офиса. – Она вытащила из сумки кусочек картона.

Коротко и ясно:

ТЫ УБИЙЦА. ТЫ УМРЕШЬ.

Написано печатными буквами, шариковой ручкой с толстым черным стержнем. Рамзи пожал плечами и отдал Вирджинии записку. , – Никаких словесных выкрутасов, значит, это не адвокат. Какой-нибудь псих – вполне обычное дело.

– Не отличается от тех угроз, что ты получал сразу после того, как расправился с этой швалью в зале заседаний. Тебе последнее время не приходили подобные письма?

– Кажется, нет, во всяком случае, мне ничего о них не известно.

– Ладно, это, возможно, вздор. Но будь осторожнее, заметано? Кстати, один из тайных агентов полиции рассказывал приятелям, что повторил трюк Ханта, иными словами, хорошенько надрал кому-то задницу. И очень жалел, что на нем не было черной мантии. Это усилило бы впечатление. Так что, прошу прощения, что уже вошел в полицейский фольклор.

Случайно оглянувшись, Вирджиния заметила маленькую девочку, стоявшую на пороге с огромным игрушечным пианино в руках. Тяжелая штука! Как это она его удерживает да еще прижимает к груди? Красивая малышка, с чудесными густыми волосами цвета красного дерева, выбивавшимися из толстой французской косы – Привет! – весело воскликнула Джинни. – Ты Эмма Сантера?

– Да, мэм. Рамзи, маму снова рвет. Она не велела говорить тебе, но я волнуюсь. Ты не мог бы еще раз ей помочь?

– Конечно, Эмма. Сейчас все будет сделано. Джинни, придется позвонить Джиму Хевершему. Он многим мне обязан. Недаром Савич говори г, что нет ничего лучше, чем иметь в должниках врача.

– Это твой друг из ФБР?

– Да. Послушай, Джинни, не возражаешь, если я буду держать с тобой связь? Если случится что-то экстраординарное, пошли мне факс в Ирландию. Мы денька на два остановимся в Дромоленд-касл, это к северу от аэропорта Шеннон. Не помню название графства. Я позвоню сразу, как приедем.

– Договорились. Береги себя, Рамзи. До свидания.

Эмма, позаботься о маме и Рамзи, хорошо?

– Да, мэм.

Эмма проскользнула в комнату, встала рядом с Рамзи, терпеливо дожидаясь ухода Джинни.

Как только она скрылась из виду, Рамзи поднял трубку. Закончив говорить, он подхватил Эмму вместе с пианино.

– Твоей маме повезло. Не придется ехать в больницу. Сейчас к нам придет настоящий доктор!

* * *

Доктор Джеймс Хевершем, сорокадвухлетний дважды разведенный холостяк, каждую свободную минуту проводивший на парусной яхте, выпрямился и задумчиво потер подбородок давняя и неотвязная привычка.