Книга Иллюзия греха. Последняя иллюзия - Диана Соул

Хотя однажды я попросил у нее увеличить жалование, и она не отказала. Я же покупал энергетические артефакты.

Небольшие, недорогие, но максимально стабильные. Тестировал их нагрузки и максимальные возможности, которые смогу выжать из каждого, когда настанет час.

Таким образом, к концу пятого года в особняке Мардж появились самонагревающийся чайник и простейшая стиральная машина по принципу вращающегося мотора, медленно перемешивающего вещи в воде.

Хозяйке дома все эти новшества я не показывал. Сейчас у меня в планах было собрать утюг и облегчить себе жизнь еще немного, чтобы больше времени уделять проекту.

Я как раз перебирал артефактные камни в поисках подходящего, когда раздался звон дверного колокольчика. Метнувшись к двери, как всегда натянув вежливую улыбку, я встретил хозяйку дома, вернувшуюся особенно поздно – за полночь и не одну, а с незнакомым мужчиной.

– Приветствую, госпожа, – поклонившись, произнес я. – Сэр.

Незнакомец шагнул в дом, скользнул по мне колючим взглядом и обвел окружающую обстановку. От него веяло опасностью и неприятностями.

И судя по бледному лицу Мардж, которой я помог снять меховое манто, она считала так же.

– Мистер Молтон, может быть, чаю? – предложила она, когда тот, не снимая припорошенного снегом сюртука, прошел в дом.

– Не нужно. Я здесь не за этим.

Она кивнула, а после жестом показала мне исчезнуть и не мелькать перед глазами. Происходящее мне не нравилось, но я был вынужден подчиниться, чувствуя себя при этом полным ничтожеством.

До самого утра я не спал, прислушиваясь к малейшим шорохам. Но было тихо, разве что вьюга завывала за окном.

Молтон ушел около восьми утра, мне пришлось закрыть за ним двери.

Я был уже не мальчиком, чтобы не понять, чем именно занимались взрослые мужчина и женщина наедине в комнате наверху. Но моя роль слуги была крошечной – молчать.

В привычное время я подал завтрак в северную гостиную, туда, где каждое утро Марджи пила чай. Но она так и не спустилась. Ни через полчаса, ни через час.

И я пошел к ее спальне в нарушение всех правил – не ходить к хозяйке дома без приглашения, постучался в двери и, не услышав «войдите», рванул за ручку на себя.

В моей груди, несмотря на мои знания о дате ее смерти, все равно жил иррациональный страх за жизнь девушки. Кто знает, почему всю ночь в доме была тишина, и что мог сотворить с ней Молтон?

Марджи нашлась на кровати, в позе эмбриона, зарывшаяся под мятые простыни и едва слышно всхлипывающая.

Глядя на это, не было смысла спрашивать, что именно сделал с ней вчерашний гость, понятно лишь, что никакой добровольности у Марджи не было. А если и была, то лишь та, которую она сама из себя выжала.

– Почему ты молчала? – Я не видел смысла тратить время на расшаркивания и пиететы. – Ты должна была кричать! Звать на помощь!

– Никто бы не пришел. – Ее голос сквозь ткань звучал глухо и придавлено.

– Я бы пришел. – Я говорил честно, хотя понимал: мне нужно было прийти к ней в любом случае, а не сидеть, как крысе в своей норе, и чего-то ждать. Я ведь чувствовал неправильность происходящего.

На этот раз Марджи не ответила, лишь еще глубже вжалась в простыни.

Мне пришлось ненадолго оставить ее одну, чтобы набрать ванную, но после вернуться и перенести ее из спальни в горячую воду. Она не сопротивлялась, скорее, наоборот, была обмякшей и податливой.

Я опустил ее в ванную прямо в одежде. Тонкая ночная рубашка мокрыми фалдами вначале всплыла, а после потонула, очерчивая тонкое тело.

Мне пришлось отвернуться, чтобы не смотреть. Еще до попадания сюда я знал, что Мардж идеальна, но сейчас только лишний раз в этом убедился.

– Кем он был? – спросил я, сверля взглядом противоположную стену. – Почему ты позволила это ему?

– Ревизор, – спустя минуту полного молчания все же произнесла она.

– Ревизор? От кого? Ты ведь Хозяйка Квартала.

Послышался плеск воды и хриплый смешок.

– Я – ширма, которая слишком зарвалась. И таким образом настоящие владельцы Квартала напомнили мне, что нужно не забывать свое место. Иначе стану еще и шлюхой.

* * *

Мне так и не удалось узнать, за какие именно проступки так жестоко наказали Марджери. Она не сочла нужным мне об этом рассказывать.

Но что-то в тот день между нами все же изменилось. Мы стали чаще разговаривать друг с другом.

Теперь Мардж не сыпала бездушными приказами просто так, она начала задавать вопросы.

– Чай сегодня особенно вкусен, Ричард. И как тебе это удается? – спросила она однажды утром.

– Не знаю, мисс. – Как по мне, я просто заливал листья не крутым кипятком, а немного его остудив. Потому что когда-то так делала Варга, и я просто запомнил.

– В приюте нас всегда поили подкрашенной водой вместо чая, – неожиданно рассказала она. – И я всегда мечтала попробовать настоящий чай. Но, даже попав сюда, когда у меня появилась возможность купить самый дорогой сорт в городе, я испытала разочарование. Он оказался горьким.

– Возможно, дело в самих листьях, – предположил я. – Насколько помню, вкус зависит от места сбора, части куста, ферментации…

На этом слове я прикусил язык и проклял себя за то, что забыл, с кем нахожусь.

– Ферме… что? – вскинув брови, переспросила хозяйка.

– Не обращайте внимания, – собирая ненужную посуду со стола, ответил я. – Просто одно крестьянское слово.

Мардж оставила свою чашку в сторону и пристально посмотрела на меня с прищуром.

– И почему я тебе не верю, Ричард?

– Почему? – в тон ей переспросил я, замерев с посудой.

– Крестьяне себя так не ведут. Не знают так много, имеют более неотесанный вид, да и черты их лиц более грубые… – Она поднялась со своего кресла и подошла ко мне очень близко. Так, что нас разделил только поднос, но он не помешал ей протянуть руку и коснуться моей щеки, проведя по ней кончиками пальцев. – И кожа слишком нежная, без единой морщины. Сколько тебе лет, Ричард?

– Почти сорок, – не задумываясь, ответил, примерно подсчитывая в уме свой возраст с учетом проведенных здесь шести лет.

Мардж опустила руку и отступила на шаг, а я ощутил в себе дурацкое желание потянуться следом за ее рукой, словно цепной пес, не знающий ласки.

– Сорок… – задумчиво пробормотала она. – Так много…

Больше она в тот день ничего не сказала. Молча ушла из гостиной, а я еще долго ломал голову, что это вообще было.

В следующие месяцы она несколько раз спрашивала о моих родителях, задавала разные вопросы о детстве, от которых я либо уходил, либо лгал.