Книга Призраки Черного леса - Евгений Шалашов

Будь на месте псов стая волков, нам бы уже пришел конец. Серые действовали более слаженно. Не нападали поодиночке, а ринулись бы сразу, всем скопом – один нырнул жеребцу под пах, второй ударил в морду, а третий схватил за горло. У диких собак не было подобных умения и навыков, они добиваются количеством.

На нас накатывались волны из клубов шерсти и клыков. Вон – гнедой завалился уже в третий раз, встал, но видно, что, если Гневко повалят в четвертый раз, встать он уже не сможет.

«Кажется, сейчас повалят и меня», – грустно констатировал я, нагибаясь под тяжестью пса, кинувшегося на плечи и пытавшегося грызть шлем. Упасть, раздавить скотину по примеру гнедого я не смогу – нет у меня нужной тяжести, а упаду – подняться уже не смогу.

– Артаке, деда прикрой! – закричала цыганка. – Дай ему полминуты!

Откуда и силы взялись, но, получив надежду, сумел отшвырнуть собаку и даже наподдать ей мечом. Метнувшись к цыганам, закрыл спиной старого конокрада.

– Дед, быстрее, не могу больше! – кричала Папуша, из последних сил орудуя топором.

Я не сразу понял, что за рык раздался за спиной, а когда пришел в себя, то был весь покрыт холодным потом, а руки, вместо того чтобы отбиваться от собак, прикрывали промежность…

Дикие собаки, только что бывшие чудовищами, в мгновение ока превратились в щенков, описавшихся от страха после встречи с грозной соседской кошкой. Те из них, кто сумел устоять на ногах, удирали, поджимая хвосты, а те, кто не мог, падали на спину и подставляли горло, демонстрируя подчинение и покорность судьбе…

Я слышал подобный рев один раз, когда моему дядюшке прислали в подарок бенгальского тигра. Кажется, тигр сообщал, что он хочет есть…

– Силен, старый, – проговорил я, обессиленно опускаясь на колени.

– Ага, – подтвердила Папуша, падая рядом.

Зарко ничего не сказал. Сумел лишь повернуть голову, улыбнуться и упал.

– Дадо, не умирай! – подползла к нему цыганка и положила ухо на грудь. Послушав, выдохнула: – Жив он. Силы много потратил. Воды бы…

Воды… Я с трудом, но поднялся и, перешагивая через раненых и убитых собак, побрел к гнедому.

На Гневко было страшно смотреть – весь в крови, в пене, но на своих ногах. Вот только на правую заднюю ногу не опирается – держит на весу. Ран на теле не видно из-за прилипшей грязи и шерсти, да и смысла сейчас нет их осмотреть. (Как и мои собственные!) Снимая с седла драгоценную баклагу с водой, едва удержался, чтобы не вылить ее на гнедого, но на коня бы все равно не хватило. Надо привести в чувство цыгана и идти дальше, чтобы отыскать местечко, где будем зализывать раны.

Чтобы привести Зарко в чувство, пришлось вылить на него половину имевшейся воды. Я смотрел, как Папуша тратит драгоценную влагу, и мысленно вздыхал – гнедого бы напоить.

Но, слава богу, старый цыган пришел в себя.

– Ну, вроде бы ожил, – облегченно сказала цыганка, возвращая мне флягу.

– Сама попей, – отвел я протянутую посудину.

Когда девушка напилась, я взял баклагу, побулькал, отметив, что осталось не больше четверти, снял с себя шлем и – прости, дружище, пропотело все! – вылил туда воду.

Гнедому было не очень удобно, да и воды мало – ему бы ведро, – но все лучше, чем ничего. На себя уже не хватило.

Зарко опирался на плечо внучки, но стоять мог. Грязные, оборванные и окровавленные, цыгане выглядели очень живописно. Думается, что и я был не лучше.

– Перевязать надо, – кивнула Папуша на мою ногу.

– Потом, – отмахнулся я.

– Дай хотя бы перетяну, – наклонилась цыганка, перехватывая ногу чуть выше раны.

– Кота жалко, – вздохнул я, выискивая глазами трупик Шоршика. Котик вряд ли уцелел в этой бойне…

– А чего его жалеть? – фыркнула Папуша. – Вон сидит.

– Вот ведь живучий! – обрадовался я, посмотрев на невозмутимого кота, пытавшегося слизать с шерсти собачью кровь. – Ну, пошли, что ли, – усмехнулся я и, опираясь на меч, как на палку, повел свое воинство к лесу.

Идти было мили две, но мы ковыляли добрых два часа. Впереди хромал я, за мной тащились цыган с цыганкой, а следом ковылял жеребец, прихрамывающий, как и его хозяин. Только кот шел твердо, гордо подняв хвост.

По дороге мы наткнулись на труп мерина, на который уже уселись вороны. Значит, зря убегал. А вот кобылки не видно. Может, сумела удрать?

Увидев людей, птицы разлетелись, но недалеко. Рассевшись на земле, недовольно закаркали, требуя, чтобы мы побыстрее убрались. Папуша сняла с мертвого коня сумки, котелок и искательно посмотрела на меня:

– Здесь у меня травы, еда…

Я вздохнул и взвалил сумки себе на горб. Гнедому и так тяжело.

Кое-как, но мы добрались до леса. Там было прохладнее, идти стало легче.

– Гневко, воду ищи, – попросил я коня, пропуская его вперед.

Гнедому понадобилось с полчаса, чтобы отыскать родничок. У меня не было сил кипятить воду, к тому же в лесных родниках никакой заразы быть не должно. Мы напились. Вначале конь, потом я.

Теперь можно упасть и отдохнуть. Дед и внучка так и поступили, но я себе подобного позволить не мог. Взяв легкое цыганское ведро (надо будет такое себе завести!), пошел к коню. Освободив Гневко от седла, отмыл засохшую кровь – его ли, собачью ли, смыл пот и грязь, начал осмотр. К счастью, глубоких ран нашел немного – всего лишь две, но обе на одной и той же ноге. Кость не задета – уже хорошо. Бывало у нас и хуже, справлялись, но ездить на жеребце верхом пока нельзя…

– У меня в сумке бальзам, – подала голос Папуша. – Жеребца помажешь, у меня у самой уже сил нет.

Смазав цыганским бальзамом раны коня, повернулся к лекарке:

– А мне этим бальзамом можно мазаться?

– Сейчас, подожди… воды принеси.

С трудом встав на ноги, Папуша начала снимать с себя одежду. Когда я принес воду, она уже была совсем голой.

– Помоги, – попросила цыганка.

Мыть девушку было проще, чем жеребца. И – никакого вожделения… Осмотрев свои исцарапанные и искусанные руки и ноги, оглядев живот, грудь, Папуша попросила:

– Спину посмотри – там что-то есть. Помажь.

На самой спине укусов не было, но там, где ниже, вырван солидный клок мяса. Кто не особо умный, тот может смеяться, но это очень болезненная рана, к тому же ее и не перевязать толком. Один способ лечения – лежать кверху задницей.

– Может, тебе лучше лечь? – предложил я.

– Если сейчас лягу, потом не встану. Мажь, а там видно будет.

Это точно. Мне тоже хотелось упасть и больше не вставать. Намазав мои раны и перевязав их, Папуша вконец обессилела. Я едва успел подстелить юбку и то, что осталось от блузки, чтобы цыганка не упала прямо на землю.