Книга Столетняя война - Эжен Перруа

Еще до того, как Иоанн Бесстрашный стал единственным, кто выиграл от Шартрского мира, он принялся хладнокровно развивать свое преимущество. Ему было недостаточно возвратиться в Совет, чтобы скромно играть роль раскаявшегося мятежника, которого, может быть, и простят. С циничной дерзостью он стремился оправдать свои действия, выставить себя поборником общественного блага. Именитый доктор университета Жан Пти, приобретший известность выступлением на соборе по вопросам схизмы, получил от него заказ доказать обоснованность убийства 1407 г., составил «Защитную речь» и в марте 1408 г. дерзко произнес ее перед королем и его советом. В ней он с удовольствием перечислил все растраты, мошенничества, поборы Людовика Орлеанского, совершенные в ущерб казне и государству. В ход шли любые сплетни; Людовик, развратный циник, человек любознательный, но разнузданный и переменчивый, в свое время дал пищу для многих оскорбительных слухов — говорили и об адюльтере, и о бесстыдных нравах, и о занятиях магией, отделить же во всем этом правду от лжи невозможно и по сей день. Но вывод делался категорический: Людовик вел себя как «настоящий тиран». А ведь христианская мораль, уроки истории и мудрецы допускают тираноубийство, признавая его даже настоятельным долгом, деянием «дозволенным и похвальным». В речи мэтра Жана Пти преступление 1407 г. превращалось в подвиг, свершение правосудия и выражение преданности короне. И пусть Валентина Висконти в свою очередь наняла юристов, чтобы по пунктам опровергнуть утверждения наглого крючкотвора. Завязалась длительная полемика. Но удар был нанесен. Иоанн Бесстрашный воззвал к общественному мнению, и оно в целом поддержало его.

Окончательно склонил это мнение в его пользу один еще более ловкий ход. Тот факт, что административная анархия без конца усугубляется, тревожил все классы общества, потому что они от этого страдали больше, чем от борьбы принцев. Раздавались призывы провести чистку учреждений, ввести строгую экономию, вернуться к доброму правлению. Доктора университета, вошедшие во вкус после того, как сыграли выдающуюся роль в церковной политике, считали себя призванными реформировать церковь согласно принципам разума. Никакой практической программы у них не было, но к чисто платоническому стремлению к реформам у них добавлялась кичливость интеллектуалов, искушенных в силлогизмах. Парижская буржуазия, строптивая по природе, после Этьена Марселя враждебно относившаяся к посредничеству чиновников монархии, испытавшая в начале царствования публичные унижения, память о которых за двадцать лет не изгладилась, образовала оппозицию более солидную и более действенную, так как более практичную. А государство оказалось неспособным реформировать себя самостоятельно. В январе 1401 г., сославшись на улучшение здоровья суверена, несколько проницательных или напуганных высших сановников добились издания великого реформаторского ордонанса, упразднявшего многие бесполезные должности, ставившего режим «расписок» под более строгий контроль, распространявшего принцип избрания или кооптации на все высшие государственные органы и на местные судебные и финансовые учреждения. Из всего этого ничто не было воплощено в жизнь. Должностей, вводимых произвольно, становилось все больше, неразбериха усугублялась. Сразу после убийства Людовика Орлеанского, когда двор вновь охватил страх перед гражданской войной, ордонанс от января 1408 г. ужесточил положения ордонанса 1401 г., одним росчерком пера упразднил множество ненужных должностей, запретил любые новые отчуждения от домена. Последовавшие волнения не дадут осуществиться этим теоретическим планам.

И тогда Иоанн Бесстрашный решительно принял сторону партии реформ. Еще в 1405 г., сразу же после неудачного побега дофина, он выступил перед Королевским советом в поддержку программы реформирования ведомства двора, домениальной администрации и судов, во всеуслышание объявив о своем желании защитить народ от гнетущих его поборов. Этот манифест, оставшийся пустыми словами, сразу принес ему популярность. После Шартрского мира он возвратился к тому же предмету. Вышел ордонанс о реформировании домена, сокращении административного персонала и снижении жалований. Назначенная комиссия по расследованию должна была навести порядок в финансах. Путем массовых увольнений были очищены верховные суды и Казначейство. Жан де Монтагю, последний оставшийся в живых из «мармузетов» и распорядитель всех финансов короля, был арестован и казнен в октябре 1409 г. Эти меры сделали герцога Бургундского кумиром Парижа.

Получив полную власть над королем благодаря своей хладнокровной воле, поставив свои креатуры на все важнейшие посты, уверенный в нерушимой поддержке столицы, Иоанн Бесстрашный мог не бояться даже того, что для борьбы с его диктатурой объединятся все принцы. Пренебрежительно объявив их вне закона, он их вынудил поднять мятеж. В скрытой форме гражданская война между бургундскими головорезами и бандами арманьяков возобновилась в 1410 г., после того как герцоги Орлеанский, Беррийский и анжуйцы заключили между собой Жьенский пакт. Но принцы еще медлили с открытым восстанием, соглашаясь на новое примирение по договору в Бисетре. Исключенные из Совета и удаленные из Парижа, они смирились с разрывом в июле 1411 г., что выразилось в новом вызове Карла Орлеанского герцогу Бургундскому. Иоанн с помощью подарков и лести привлек на свою сторону беспокойную парижскую буржуазию, в котором верховодил цех мясников во главе с Симоном Кабошем, живодером с большой скотобойни; бесконечно были преданы ему и магистры университета, особенно богослов Пьер Кошон, будущий недоброй памяти епископ Бовезийский. Демократический дух одних, желание реформ у других — это тоже средства давления, позволявшие ему удерживать под своей требовательной опекой короля и его окружение. Один манифест бургундцев, выпущенный осенью 1411 г., назвал поименно возмущенному народу всех, кто в Париже еще держал сторону орлеанской партии или «пылал злобой» против могущественного герцога. Их начинали активно преследовать. Были сняты со своих должностей командир арбалетчиков, коннетабль Карл д'Альбре и другие.

Но Иоанн Бесстрашный хотел предусмотреть все. Принцы еще обладали могуществом, пользовались большим авторитетом, контролировали добрую половину королевства. Они сплотились вокруг герцога Беррийского, последнего ветерана минувшего века, чье имя было связано со славными воспоминаниями. Рядом с ним — Карл Орлеанский и его тесть д'Арманьяк, Иоанн I де Бурбон, коннетабль д'Альбре; их тайно поддерживали королева и дети короля. Чтобы довести дело до конца, Иоанну, возможно, потребовалась бы поддержка извне. Этот французский принц, страстно желавший ради своей выгоды восславить монархию Валуа, с легким сердцем сделал первый шаг по пути измены. В Лондоне он попросил об отправке английского экспедиционного корпуса, обещая — во всяком случае, такой слух распространяли его враги — сдать англичанам Дюнкерк и другие фламандские крепости и помочь им завоевать Нормандию для Ланкастера. Искренне или нет, он позволял думать, что при надобности готов пойти на расчленение королевства. Генрих IV, в отличие от своих единокровных братьев Бофоров и своего старшего сына, еще не доверял Иоанну и не спешил брать на себя обязательства, пока добыча полностью не дошла до кондиции. В октябре 1411 г. он посылал в Кале лишь небольшой отряд в 2000 человек, достаточный, чтобы снять с Парижа осаду принцев и чтобы захватить Этамп, но недостаточный, чтобы попытаться завоевать целую провинцию. Скудный английский экспедиционный корпус — первый ступивший на землю Франции за последние двадцать пять лет — незамедлительно возвратился назад.