Книга Сторожи Москвы - Нина Молева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
…Извозчику достаточно было сказать: «На Арбат, к Кокошкину, что у Бориса и Глеба». Последнее не слишком обычное уточнение о церковном приходе объяснялось тем, что директор московской казенной сцены, иначе – Большого и Малого театров, Федор Федорович Кокошкин, совмещавший государственную службу с театральными переводами и режиссурой, слыл самым восторженным театралом. Его родовой дом находился на Воздвиженке, по стороне Крестовоздвиженского монастыря (№ 11 – не сохранился, снесен в 1983 году). Вступив в новую, связанную с театром должность, он поспешил приобрести второе домовладение, прямо через улицу, за церковью Бориса и Глеба (Никитский бульвар, 6, известный москвичам как Соловьиный дом – снесен в 1998 году). Здесь проводились литературные вечера, читки пьес, репетиции, работала типография для печатания театральных программ и афиш, жили наиболее известные и ценимые актеры, как М. Д. Львова-Синецкая, гостями которой бывали А. С. Пушкин, А. С. Грибоедов, И. А. Гончаров, Ф. Кони). Семьдесят романсов было написано А. И. Варламовым, принимавшим в этих стенах Ференца Листа.
Соловьиный дом – это название родилось едва ли не со дня открытия в январе 1825 года вновь отстроенного после пожара начала века Большого театра, где с таким блеском дебютировал до той поры никому не известный певец Николай Лавров. Настоящие театралы предпочитали иное название – «Кокошкинская академия», и судьба того же Лаврова служила лучшим тому обоснованием.
Совершенно случайно Кокошкину довелось услышать во время церковной службы в Новоспасском монастыре молодого певчего, занимавшегося в свои девятнадцать лет мелкой торговлей лесом. Николай Чиркин никакого представления о театре не имел и не обратил внимания на предложение Кокошкина заняться его образованием. А потом в один прекрасный день сам пришел в дом на Арбатской площади и согласился на все условия хозяина. Федор Федорович по своему методу стал готовить юношу к поступлению на сцену. Ни музыкального, ни общего образования у вчерашнего помощника приказчика не было.
Больше года провел Чиркин в Соловьином доме едва ли не взаперти, занимаясь с раннего утра до поздней ночи. В заключение получил более благозвучную фамилию – Лавров и появился перед зрителями во время торжественного открытия Большого театра.
Начинал с драматических спектаклей. И если самого Кокошкина отличала любовь к классической трагедии, выспренний стиль, у Лаврова все было наоборот. Он – сама простота и естественность на сцене. Лавров превосходно играл Шекспира и был первым исполнителем роли Мельника в драматической постановке пушкинской «Русалки». Он постоянный партнер Михаила Щепкина, Надежды Репиной, Павла Мочалова, супругов Сабуровых, Булахова. Современники согласно утверждали, что в жанровых ролях Лавров мог потягаться с самим Михайлой Семеновичем.
Не меньшие восторги вызывал и голос Лаврова. Заезжие итальянские знаменитости писали о его необычайно широком диапазоне: он пел партии от теноровых до басовых, и мало кому удавалось слышать второй такой богатейший бас профундо. Для Лаврова писали многие композиторы, и в одном только архиве Алябьева сколько переписано пушкинских строк с неизменной пометкой «Для Лаврова»: «Мой друг, забыты мной следы минувших лет. И младости моей мятежное теченье. Не спрашивай меня о том, чего уж нет, Что было мне дано в печаль и в наслажденье, Что я любил, что изменило мне…»
Новоспасский монастырь.
В 1840 году Лаврову предстояло исполнить в благотворительном концерте гимн Александра Алябьева «Москве благотворительной» для голоса с хором и оркестром. Буквально в канун концерта не стало 35-летнего певца, скончавшегося во время спектакля. Его смерть потрясла московских театралов. В знак траура исполнение гимна Алябьева было отложено на год. Но через год гимн прозвучал вместе с еще одним алябьевским произведением – «Песнью на смерть Лаврова» на стихи поэта Семена Стромилова. А поминальная литургия была отслужена в соборе Новоспасского монастыря.
В канун Первой мировой войны монастырь носил название Новоспасского первоклассного ставропигиального. Его настоятелем был епископ Евфимий, наместником архимандрит Игнатий, ризничим иеромонах Василий, благочинным иеромонах Парфен. На покое здесь жили епископы Владимир и Василий. Из одиннадцати монахов трое жили на покое. Кроме того, обитель имела семерых иеродьяконов. Службы в Новоспасском монастыре до конца отличались исключительны порядком, благолепием и пением, собирая в полном смысле слова всю Москву.
Преподобный Сергий Радонежский поставил храм Троицы, как зеркало для собранных им в единожитие, дабы взиранием на Святую Троицу побеждался страх перед ненавистной раздельностью мира.
В городских документах Москвы кануна Первой мировой войны для Спасо-Андрониевского, как он в них назван, монастыря нашлось всего несколько строк. Настоятель Сильвестр, казначей игумен Платон, благочинный иеромонах Алексий, семеро иеромонахов, четыре иеродьякона, один монах, один письмоводитель из мирян и регент, хорошо известный в Москве А. Болховитинов, – здешнее пение славилось на весь город. И ни слова о том, что похоронены в его стенах два великих для русской культуры человека – Андрей Рублев и основатель русского драматического театра Федор Волков. К тому же не только в то время, но и до наших дней сохранились здесь древнейшие из каменных сооружений города. Андроникова Спаса Нерукотворного обитель почему-то выпала из круга внимания и исследователей, и просто любопытствующих.
Между тем основан был этот монастырь на берегу Яузы по обету святителя московского митрополита Алексея и на его средства «усердием и трудами» ученика Сергия Радонежского преподобного Андроника, который около 1360 года стал первым игуменом обители. Это был необходимый форпост на юго-восточных подступах к Москве.
В 1420–1427 годах в монастыре сооружается поныне существующий каменный Спасский собор, который расписывают Даниил Черный и Андрей Рублев. Оба эти художника стали легендой русской иконописи, по выражению «Софийской второй летописи», «мужие изрядны велми, всех превосходящи, в добродетели сврьшени, Даниил именем и Андрей, спостник его». Они многие годы вместе работали и, несмотря на разницу в возрасте, почти одновременно ушли из жизни. Как свидетельствует «Преподобного Иосифа Волоколамского отвещание любо зазорным», «прежде убо преставися Андрей, потом же разболеся и спостник его Даниил, и в конечном издохновении сый, виде своего спостника Андрея во мнозе славе с радостью призывающа его в вечное оно и бесконечное блаженство».
Точные даты жизни обоих окончательно не установлены. Можно предполагать, что Даниил Черный родился около 1360 года и умер после 1430-го. Был он иноком Андроникова монастыря, где находилась и его могила, учителем и ближайшим другом Андрея Рублева. Примерно с 1408 года и до конца жизни пребывал «везде неразлучно с ним».
Андрей Рублев родился около 1370 года и был иноком Андроникова монастыря. В 1405 году работал он в Благовещенском соборе Московского Кремля вместе с Феофаном Греком и старцем Прохором с Городца. Как свидетельствует о том Троицкая летопись. В 1408 году он вместе с Даниилом Черным расписывал стены и писал иконы в Успенском соборе Владимира. В 1420-х годах вместе со старшим товарищем и «некими с ними» работает в Троицком соборе Троице-Сергиевой лавры, как утверждает «Софийская вторая летопись», а в конце того же десятилетия – в Спасском соборе Андроникова монастыря, где и был погребен. Исследователи предполагают, что Андрею Рублеву и художникам его круга принадлежат также миниатюры, заставки и заглавные буквы лицевых рукописей конца XIV – начала XV века: Евангелия Кошки (до 1389), Евангелия Андроникова монастыря (конца XIV – начала XV века, Государственный исторический музей), Евангелия Хитрово (то же время). Не стало мастера 29 января 1430 года в «старости велице» – дата на несохранившемся надгробии. Само по себе выражение о «великой старости» остается неразгаданным, если не принять версию обозначения таким образом духовного совершенства иконописца. Как говорится в «Книге премудрости Соломоновой», «седина есть – мудрость, и возраст старости – житие нескверное».
