Книга Бабье царство. Дворянки и владение имуществом в России (1700-1861) - Мишель Ламарш Маррезе

Поддерживать порядок в имении бывало трудно даже мужчинам-помещикам. Но помещицы справлялись с трудностями, прибегая к помощи законных властей или, при необходимости, проявляя твердость характера. Вдова Чихачева в 1805 г. обратилась в Сенат с просьбой принять меры против купца, открывшего кабак в одной из ее деревень без согласия хозяйки. Чихачева вполне резонно опасалась, что крестьяне примутся пьянствовать и кутить: с тех пор как появился этот кабак, в деревне случилось два пожара, «превратившие в пепел 36 домов крестьянских с их имуществом…». Когда крестьяне, принадлежавшие матери Елены Хвощинской, Екатерине Голицыной, отказались выйти на жатву, та храбро призвала их к порядку и, в то время как управляющий, дрожа от страха, стоял поодаль, заставила мужиков выдать зачинщиков, а остальных отослала работать.

Если крестьяне поднимали открытый бунт против своей помещицы, то делали это не потому, что барыня была женщиной, а потому, что она дурно с ними обращалась. В общем и целом для крестьян, судя по челобитным, пол помещика не был значимым фактором. Единственное исключение из этого правила касалось понимания дворянских законов наследования, которые крестьяне воспринимали сквозь призму своих обычаев. Так, после смерти одного смоленского дворянина крестьяне его имения не захотели подчиняться его вдове, заявив, что раз хозяин не оставил потомства, то им непонятно, с какой стати барыня предъявляет на них права. Крестьяне в имении дочери Е.Р. Дашковой, госпожи Щербининой, утверждали, что она не имеет права унаследовать их от матери и брата, и хотели, чтобы их вернули родичам княгини Дашковой — Воронцовым. Но в этом смысле крестьяне никоим образом не дискриминировали помещиц: права помещиков-мужчин тоже подвергались пристальному рассмотрению. К тому же крепостные очень редко пользовались этим приемом, чтобы оправдать свое неподчинение новому хозяину; большинство ограничивалось жалобами на жестоких приказчиков и на непосильную барщину.

Владение земельной собственностью не только позволяло женщинам властвовать у себя в поместьях, но и влекло за собой конфликты, а также привилегии и обязанности, связанные с принадлежностью к широкому кругу губернского общества. По замечанию У. Огастина, для русского дворянства землевладение «составляло самую суть существования; являясь владельцем имения, дворянин оказывался вовлеченным в определенные отношения с центральными и местными властями; кроме того, это связывало его с крестьянским обществом, составлявшим широкий фундамент социального устройства России. Из-за недостаточной разработанности законов… помещик оказывался в тесном и не всегда приятном соприкосновении с соседями, а сыновей или родственников притягивали к нему надежды на наследство. Так социальные отношения сосредоточивались вокруг землевладения». Этот автор рассматривает землевладение как чисто мужской феномен, но дворянки в роли помещиц тоже оказывались в центре социальной системы, охватывавшей местные власти, соседних помещиков, крестьян. Помещицы сталкивались с теми же проблемами, которые досаждали их собратьям-мужчинам, и пользовались такими же возможностями оказывать влияние на уездные власти.

Стычки с соседями и конфликты с местными властями нередко происходили из-за вечных разногласий по поводу границ владений или природных ресурсов. Защищая свои земли до последней десятины, дворянки ввязывались в бесконечные тяжбы с другими помещиками или с государственными крестьянами. В перечне, составленном в 1807 г. для графини Екатерины Барятинской, значилось 78 текущих тяжб между нею и соседями по поводу беглых крестьян, захватов земли и другого имущества. Крестьяне также осмеливались спорить с помещиками из-за прав на землю. Так, после межевания, проведенного в 1795 г., помещице Шешковской пришлось судиться с государственными крестьянами деревни Рождествена, оспаривавшими границы ее имения. Конфликты вспыхивали и тогда, когда русские дворяне, подобно деду писателя Аксакова, переселялись на восток и покупали земли, уже заселенные инородцами. Башкиры в Оренбургской губернии подали жалобу на вдову титулярного советника Турчанинова: не довольствуясь той землей, которую в 1776 г. ее муж купил у них за копейки, в 1792 г. она захватила дополнительные угодья, значительно превышавшие купленные ранее. Самой большой помехой для установления справедливости в таких спорах служил не пол участников, а неэффективность, присущая правовой системе при крепостном праве.

Когда решения этой несовершенной судебной системы не устраивали дворянок, они были способны насильственными средствами вернуть себе землю и крестьян. Бывало и так, что сами помещицы становились жертвами нападений, как случилось с одной смоленской барыней, изгнанной соседом из поместья в 1742 г.Впрочем, имея собственных крепостных, воинственные дамы могли созвать своих мужиков и ответить обидчику тем же. Так, ссора между гренадером лейб-компании Фрязиным и помещицей Побединской кончилась убийством Фрязина и еще одного соседа: те вторглись на поле Побединской и принялись избивать работавших там крестьян, а мужики позвали на помощь помещицу, которая тут же собрала своих людей и выступила на отражение соседского набега. Когда она приблизилась, ее обстреляли из ружей. Побединская уверяла потом, что ее ударили по руке, и она вернулась домой, но ее крестьяне показали, что она гнала их на врага с криками: «Бейте, бейте до смерти! Я в ответе».[171] В 1780 г., во время тяжбы между Ириной Ушаковой и Настасьей Анненковой, последняя собрала в своих деревнях войско в три сотни мужиков и предала опустошению спорное поместье. Прапорщик Иван Воейков рассказывал похожую историю о том, как его мачеха нагрянула с мужиками к нему в усадьбу якобы для того, чтобы потребовать свою долю имущества его отца. Перебив несколько крестьян Воейкова, она отняла у своего пасынка немало всякого добра, а также документы, доказывающие его права на имение, и удалилась. Воейков в своем прошении жаловался, что не мог даже забрать тела убитых крестьян, потому что люди мачехи перекрыли все дороги вокруг его деревни и наводили страх на прохожих.

Жалоба Воейкова показывает также, что помещицы могли влиять на местные власти, чтобы добиться справедливости или воспрепятствовать ей. Он писал, что власти во Владимире не хотят отвечать на его прошение, потому что его мачеху защищает городничий Шишков. И Воейков был не единственным жалобщиком, который обвинял власти в сговоре с помещицей. В прошении Татьяны Баженовой рассказывалось, как мачеха ее мужа произвела раздел имения его покойного отца с помощью чиновника Вотчинной коллегии: «Зная то что… мужа моего в доме не имеетца» чиновник заверил раздельную запись «ночною порою… в доме ее Пелагеи» (т.е. у мачехи Баженова).

Рассказы мемуаристов подкрепляют отрывочные свидетельства прошений и наводят на мысль о том, что помещицы, судя по всему, пользовались влиянием в губернском обществе. Племянница Ольги Михайловны Салтыковой вспоминала, что ее тетушка «держала в повиновении и мужа, и детей, и даже весь наш уезд. К ней прибегали за советом и помощью в делах общественных и семейных». Ф.Ф. Вигель повествует о том, как страдала княгиня Варвара Голицына от нерасположения к ней московского и петербургского общества. Зато у себя в саратовском имении она командовала всеми соседними помещиками, а те перед ней заискивали.