Книга Скопин-Шуйский - Наталия Петрова

Конечно, утрата территорий, на которых проживало русское православное население, и переход их под власть протестантской Швеции были тяжелой потерей для России. Условия передачи Корелы будут оговорены отдельно, особым приложением к договору, в котором будет прописан и переезд самих жителей, и вывоз церковного имущества. Однако после подписания договора жители Корелы вовсе не захотят выполнять эти условия, а в ситуации гражданской войны, охватившей бо́льшую часть городов России, контролировать соблюдение подобного условия вообще будет невозможно. Наемники нужны сегодня, рассуждали Шуйские, без них с тушинцами не справиться, ну а завтра может случиться что угодно. Возможно, именно на такой исход рассчитывали и Скопин, и царь Василий Шуйский, решая судьбу Корелы.

Из Новгорода Скопин часто писал комендантам городов Выборга Арвиду Тённессону и Нарвы Филиппу Шедингу, настойчиво убеждал их «не верить сторонникам ожившего обманщика», а те в свою очередь посылали ему «прелестные» письма, которые они получали из Тушина. Скопин убеждал шведов в своих посланиях, что поляки и казаки поддерживают самозванца вовсе не потому, что он природный государь, а из желания захватить власть в стране, и предупреждал их, что, покорив Россию, «поляки соединенными силами обратятся на Швецию»[354].

В ноябре 1608 года в Новгород для переговоров со Скопиным приехали представители шведского короля Карла. По сведениям шведов, это были комендант Нарвы Филипп Шединг и посольский секретарь Мартин Мортенсон. Условия найма войска уже обсуждались ими ранее, Скопин и коменданты Нарвы и Выборга неоднократно обменивались письмами, поэтому договорились быстро. Шведы обещали прислать в Новгород как можно скорее отряд в пять тысяч человек — две тысячи конных и три тысячи пехотинцев. Коннице Скопин обязался платить 50 тысяч талеров ежемесячно, пехоте — 36 тысяч, большим воеводам, или, как называли их шведы, генералам, — пять тысяч талеров, остальным офицерам по четыре тысячи талеров ежемесячно[355].

Шведский король Карл часто собирал наемников со всей Европы для службы в своем войске, приезжали к нему «рыцари удачи» из Шотландии, Франции, Дании, Англии. В то время у него находилось на службе несколько тысяч наемников, которые размещались в Швеции, Ливонии и Финляндии. Их-то Карл и собирался послать в Россию на помощь Шуйскому. Нанятые за деньги воины нередко изменяли Карлу и во время боевых действий переходили на сторону поляков. Скопин прекрасно знал об этом, но выбирать не приходилось. Свое собственное войско с трудом обороняло даже Новгород, что уж говорить об освобождении Москвы и изгнании самозванца из Тушина! По словам Ю. Видекинда, Новгород в те осенние дни устоял в схватках с тушинцами лишь благодаря присутствию в нем Скопина: «Новгород, при колеблющемся духе горожан, с трудом оборонял против 2 тысяч степных казаков племянник великого князя, князь Михаил Васильевич Шуйский»[356].

Договор записали по всем правилам на двух языках[357] и поклялись соблюдать его: Михаил Скопин, целовав крест, Мортенсон, положив руку на Евангелие. Между тем соглашение нуждалось еще в официальном утверждении обеими сторонами; с этой целью договорились съехаться делегациям в Выборге. Скопин торопил шведов, потому что понимал: чем позже подпишут соглашение, тем хуже будет ситуация в стране и, значит, тяжелее условия договора. А шведы по той же причине не стремились к скорейшему его утверждению, тянули время, ссылаясь на то, что главные лица шведской делегации еще не прибыли. Михаил видел: каждый упущенный день работает на самозванца, сторонники которого открыто разъезжали по Новгороду и Пскову, подбивая людей на мятеж.

Мятеж во Пскове

Весть о том, что царский племянник послан в Новгород для набора наемников в Швеции, довольно быстро разлетелась по городам. Михаил Скопин отправил из Новгорода в Псков грамоту[358], в которой рассказывал о поручении царя собрать наемное войско и идти освобождать Москву от самозванца. Но особенной радости от этой вести в пограничных северо-западных областях никто не испытывал, напротив — Псков, который издавна противостоял натиску с севера, не раз подвергался шведским нападениям и осадам, от появления головорезов, собранных по всей Европы, ничего хорошего для себя не видел.

Тушинские власти решили сыграть на нежелании пограничных городов видеть у себя «немцев». С целью привлечь жителей Пскова на свою сторону из тушинского табора в псковские пригороды с посланиями был отправлен воевода Лжедмитрия II Федор Плещеев. Из двух зол — Василия Шуйского, который пригласил «немцев» в Россию, и «царя Дмитрия» с его наполовину польским войском — жители окрестностей Пскова выбрали последнего. Себеж, Опочка, Красный остров, Изборск еще летом присягнули самозванцу. Целовали крест и клялись ему в верности и жители Копорья, Ивангорода, Орешка — тех самых городов, на которые претендовали шведы. В сентябре присягнул Лжедмитрию и Псков.

Заинтересованность тушинцев в том, чтобы именно Псков перешел на сторону самозванца, имела очень веские причины. Псков был одним из трех городов, где располагались государевы денежные дворы, которые получали заказы на чеканку монет из казенного серебра; два других двора находились в Москве и Новгороде. Наблюдал за работой денежных дворов и контролировал ее Денежный приказ в Москве. Пошлины, которыми облагалась тогда внешняя торговля, взимались западноевропейскими монетами — «ефимками», как именовали в России талеры. «Ефимочную казну» привозили в Москву, в Денежный приказ, и распределяли ее там между денежными дворами. В Приказе строго следили, чтобы чеканившиеся из «ефимков» русские серебряные копейки, денги и полушки соответствовали по рисункам, надписям, а главное, по весу установленным казной образцам.

Еще со времен первого самозванца на монетных дворах сохранились штемпеля с именем царя Дмитрия. И едва Псков перешел на сторону Лжедмитрия II, как там тотчас же началась для него чеканка монет. Необходимое для этих целей серебро поступало теперь уже не из Москвы, а непосредственно из пограничных торговых городов — Яма, Ивангорода и Копорья. Интересно наблюдение нумизматов относительно веса этих новых монет. Они чеканились значительно тяжелее государевых: если «прямые» монеты весили 0,68 грамма, то псковские копейки 1608 года — 0,72 грамма. Неудивительно, что копейки бо́льшего веса стали пользоваться повышенным спросом среди населения. Так самозванец добивался своей популярности и политическими, и экономическими способами[359].