Книга Бит Отель. Гинзберг, Берроуз и Корсо в Париже, 1957-1963 - Барри Майлз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Записи «разрезок» на магнитофон начались почти одновременно с бумажными. Билл говорит, что первым до этого додумался Брайон: «Эта была идея Брайона. Ничего не менялось, ты просто записывал что-то на магнитофон. Возьми какие-нибудь газетные статьи. Перемешай их, разрежь или вставь в них что-нибудь и посмотри, что получилось. Это удивительно правильно, вы словно заканчиваете предложение. Удивительно, в этом-то и соль. Изюминка, которая и объясняет загадку творения из пустоты. Когда кто-то выходит из этой двери и видит что-то перед собой, он и не подозревает, что я его жду. Это помогает понять, что же такое жизнь на самом деле, что и она — „разрезка“. Каждый раз, когда смотришь в окно, или выходишь из дома, или отвечаешь кому-то, то оказываешься во власти обстоятельств, которые никто не может предсказать».
С того самого момента, когда в конце Второй мировой войны возникла такая вещь, как возможность магнитофонной записи, она интересовала Брайона. Он записал большое количество музыки в своем ресторане «Тысяча и одна ночь» в Танжере, но всегда жалел о том, что у него никогда не было профессиональной музыкальной аппаратуры. В каждой комнате было только 40 Вт, так что обитатели могли использовать только ограниченное количество техники. У Брайона был старый неработающий магнитофон марки «Ревер», но Иэн Соммервиль знал все о магнитофонах и вскоре починил его. Именно на нем были записаны первые врезки или «аудиоразрезки». Они начитывали тексты, а потом через случайные промежутки снова записывали уже сверху новые куски текста, таким образом получалась запись с двойным дном. Брайон рассказывал своему биографу Терри Уилсону: «В бедности есть свои плюсы, она заставляет тебя быть более изворотливым, жизнь делает веселее, и ты извлекаешь большую выгоду из того, что имеешь, становишься более изобретательным. Когда ты делаешь что-то своими руками, ты чувствуешь эту вещь. Уильяму нравится мысль о том, что он может „потрогать“ собственные слова, сделать их своеобразным клеймом и спереть слова другого. Кстати, когда ты первый раз слышишь запись, это еще и очень смешно». Тогда у Билла еще не было своего магнитофона, и чтобы показать ему, что можно сделать, первую запись сделал Брайон. Она называлась «Песнь песней» и состояла из текстов Шекспира и «Песни Песней». Билл сразу же проникся, пошел на улицу и купил дешевый японский магнитофон. В то время все магнитофоны были бобинными, Philips изобрел кассетный магнитофон только в 1965 г. Пленка наматывалась на бобины, а управлялся громоздкий агрегат при помощи больших кнопок, на которые Билл давил с такой силой, что, наверное, сломал бы магнитофон уже через несколько недель; чтобы сделать запись с применением врезок, надо было часто останавливать и снова запускать магнитофон.
По окончании учебного года из Англии вернулся Иэн и поселился в крошечной комнатке на нижнем этаже, комнатку он украсил колесом без камеры с переливающимися хромированными спицами. Через несколько лет он скажет, что это был своеобразный трибьют Марселю Дюшану и его инсталляции 1913 г. «Велосипедное колесо». Том Ньюрат сильно сомневался, что Иэн был хорошо знаком с творчеством Дюшана: «Сомневаюсь, чтобы он действительно знал, кто такой Дюшан. Думаю, он просто любил кататься на велосипеде, и уверен, что он много катался на нем в детстве». Позднее Ньюрат много помогал Иэну деньгами и не только, так что вполне мог судить о том, насколько хорошо Иэн знаком с искусством, к тому же он еще и издавал книги по искусству. Наверное, Иэн просто услышал, как кто-то сказал, что у Дюшана есть велосипедное колесо, и решил, что Дюшан сам его и изобрел. Колесо есть на многих фотографиях, сделанных тогда, оно было очень большим для его маленькой комнатки.
Иэн привез с собой из Кембриджа свой магнитофон, который был намного лучше «Ревера» Брайона. И Билл с Брайоном и Иэном приступили к бесконечным экспериментам с записями, которые увлекали их до весны 1960 г., да и потом, как и к «разрезкам», периодически вспыхивал интерес, а Берроуза это интересовало до 1966 г. Вспоминает Брайон: «Иэн потрясающе обращался с техникой, наверняка в детстве он чинил все вещи и изобретал новые… Жизнь начинается, когда у тебя есть два магнитофона, потому что с двумя микрофонами можно копировать записи. Опыт начинается, когда у тебя есть три магнитофона, потому что ты можешь мотать пленку взад-вперед. Так продолжалось до тех пор, пока кто-то не стащил магнитофон Иэна прямо из его собственной комнаты».
Они протянули провода из комнаты в комнату, чтобы несколько магнитофонов могли работать одновременно. Вспоминает Брайон: «Когда Иэн приехал в Бит Отель, где мы тогда жили, нам нельзя было превышать квоту по использованию электроэнергии. У нас было три комнаты, у Берроуза, у Иэна и у меня, и для того, чтобы соединить микрофоны, мы иногда даже пропускали провода через окна». Запись от апреля 1960 г. — это запись чтения Билла «Клинкер мертв», банджо-версии «Братишка, дай четвертак» в ужасном новоорлеанском стиле и музыки Джеджуки, и все это наложено на фон, где разговаривают какие-то люди, этот разговор прямо перед динамиками был сначала записан на другую пленку, а потом ему поменяли скорость. Как обычно, самым неутомимым был Билл, он делал записи одну за другой, и хотя случайностей было еще больше, поскольку мы работали с аудиоматериалом, записи были сделаны абсолютно в его манере, и эту манеру невозможно было ни с чем перепутать. Билл писал в «Третьем уме»: «Запиши несколько минут новостей, теперь перемотай на начало и вставь в запись запись других новостей. Проделай это раза четыре-пять. Конечно же, когда ты вставляешь слова, ты стираешь прежнюю запись, и то, что получается, исключительно дело случая. Но насколько случаен случай? Ты знаешь больше, чем думаешь, что знаешь. Ты знаешь, где ты сделал врезку».
В конце 1959 г., как раз когда Билл и Брайон начали экспериментировать с врезками, они познакомились с писателем американцем Джеймсом Джонсом, автором бестселлера 1951 г. «Отныне и вовек». Летом 1958 г. он приехал в Париж вместе со своей новой женой Глорией и поселился на острове Сен-Луи. В Париже он собирался писать роман о жизни джазового гитариста Джанго Рейнхарта, но потом заявил, что не нашел достаточно материала, и передумал писать книгу. Осенью 1959 г. они с Глорией купили дом на острове Сен-Луи, и Джонс весь ушел в работу над новым романом о Второй мировой войне, «The Thin Red Line».[66] По воскресениям супруги Джонс устраивали приемы, и Билл, Грегори и Брайон часто бывали там, и иногда приводили приятелей из отеля, но всегда звонили, прежде чем прийти.
Как-то на вечер к Джеймсу Джонсу Билл привел Билла Бэлли, молодого американца итальянского происхождения из Нью-Джерси, он был похож на персонажа из «Вестсайдской истории».[67] Весной 1959 г. он закончил Рутжерс и на следующий день отправился автостопом в Сан-Франциско, в кармане у него лежала «В пути». Белли объехал автостопом все Штаты четыре раза и договорился встретиться с Джейн, своей девушкой, в Париже. Она сказала, что остановится у Джорджа Уитмана в Mistral. Белли приехал в Париж в канун Рождества, без гроша в кармане, не имея с собой даже пары сменного белья, и встретился с Джейн в книжном магазине. Ночь они провели на диване, а рождественским утром их разбудил громкий голос Грегори Корсо. Они разговорились, и Грегори позвал их в Бит Отель. Позднее парочка дошла до Бит Отеля, но Грегори не было дома. Джейн постучала, дверь заскрипела и открылась, на пороге стоял Билл Берроуз, как обычно, в костюме и при галстуке. Он позвал их к себе в комнату и расспросил, что происходит в Нью-Йорке. Белли рассказал ему о юношеской преступности, о которой тогда много говорили в средствах массовой информации. Казалось, это было интересно Биллу.