Книга Кто убил Влада Листьева? - Юрий Скуратов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Только в прошлый раз к тексту было присобачено фото длинноносого, длинноволосого Бейлиса, сейчас же газету украшал снимок самого Хозяина — крутоскулого, мордастого, с широкой нижней челюстью, украшенной глянцеватым рваным шрамом — следом от удара кастетом. Хозяин вновь подвигал из стороны в сторону нижней челюстью и, взяв ручку, отлитую из чистого золота — подарок банкира, находящегося под присмотром Хозяина, — углубился в чтение.
Через несколько минут голова у него дернулась, словно Хозяин попал под разряд электрического тока, потом дернулась снова. Полоса была не столь богата по содержанию, чем та, где рассказывалось о Бейлисе, о том, какой Бейлис кровавый — пробы ставить негде, и место Бейлису одно — там, где сейчас находится Влад. Было такое впечатление, что Хозяина пожалели. Хозяин не выдержал, замотал головой, будто конь, пытающийся сбросить с себя уздечку, и заскрипел зубами.
Если Бейлис, прочитав статью о себе, ощутил страх, то Хозяин ощутил бешенство — никто никогда не бил его так больно и откровенно по зубам. Только костяные осколки брызнули в разные стороны.
Он втянул в себя воздух, задержал его во рту и, застонав от далекой внутренней боли, сделал пометку на полях.
— Это какая же сука поставила материал щелкоперам, а? Как узнать? — пробормотал он зло, с шипением, словно обжегся кипятком. — А?
Хозяин только сейчас заметил, что он продолжает стоять перед столом. Золотой ручкой он проткнул газету насквозь уже в нескольких местах, бумажные лохмотья валялись на полу, под ногами. — Тьфу! — Хозяин выругался, потом помял пальцами шею, соображая, что же предпринять.
Хоть и говорят, что пресса сейчас ничего не значит, газетами народ подтирает себе задницу, после разгромных статей не только не следует наказание, как в прошлые годы, а скорее наоборот — на действующих лиц смотрят как на героев, а все равно противно, все внутри трясется мелкой дрожью, во рту собралось что-то вязкое, будто нажрался яблок-дичков.
В бизнесе, которым занят Хозяин, лучше всего сидеть тихо. Тихо, как мышь. Хозяин вскинулся в кресле, решительно рубанул рукою воздух, будто казак, разваливающий в турецком походе ворога пополам, от макушки до крестца, и прокричал что было силы:
— Феня!
На крик всунулся испуганный секретарь — тоже появился на работе спозаранку, словно бы специально, и это вызвало у Хозяина приступ бешенства, как вызвала бешенство и его всегдашняя наутюженность. Он ткнул в секретаря пальцем, будто хотел выстрелить, и вновь закричал горласто, изо всей силы:
— Феня-я!
Когда Феня, запыхавшись, появился на пороге кабинета — он, оказывается, был внизу, около машины, — Хозяин окинул его таким взглядом, что Феня почувствовал, как у него под коленями затряслись сухожилия и ноги вмиг стали ватными. Он виновато потупил голову:
— Звали, Хозяин?
— Чего ты делал на улице?
— Осматривал автомобили — не подложили ли под какой-нибудь из них гранату либо мину.
— Ага, домашнего чеченского производства.
— Не сердитесь, Хозяин, но чеченцы на коленках ладят довольно хитрые мины. Яйца при взрыве отлетают, как помидоры. Вместе с ногами.
— Неплохо бы подсунуть мину под стул нашему президенту.
— За что?
— Ах ты, демократ недоделанный! — Хозяин, крякнув, покачал головой. — Может, ты и на баррикады пойдешь защищать нынешнюю власть?
— Пойду!
— Дурак! Так вот, отныне все отлучки сотрудников из этого здания — только по моему личному разрешению. Пока я в Москве… — добавил Хозяин. — Уеду из Первопрестольной — разрешение будешь давать ты. Это раз. И два — узнай-ка все про этот численник. — Хозяин приподнял газету. — Кто, что, зачем, куда, к кому, откуда, как? Понял? Я думаю, ниточка выведет к какому-нибудь паразиту, кушающему из моих рук…
Феня вновь почувствовал, как под ногами у него противно затряслись какие-то мелкие жилки: все-таки проницательный человек — Хозяин.
— Это будет стоить больших денег, — покашляв в кулак, сказал он.
— Плевать!
— Можно действовать?
— Действуй! Для начала собери информацию — не навреди только, не засыпайся, не засветись — словом, чтобы ничего-ничего-ничего… Ты меня понял? — Уловив суматошный кивок Фени, Хозяин вновь по-казачьи развалил рукой воздух: — А когда будет собрана вся информация, тогда мы и врежем. Так врежем, что даже раки в новгородских болотах проснутся. Проснутся и свистнут.
Едва слышно вздохнув, Феня подумал о том, что не знает Хозяин всей правды, и хорошо, что не знает, и хорошо, что он бросил на это расследование его, а не кого-то другого…
Хоть и перестал Хозяин любить Кремль, а друзья в нем все-таки остались, поэтому, поразмышляв немного, он позвонил туда, на бугор, видимый со всех концов страны. Позвонил одному человеку — тот не отозвался, позвонил другому — также молчание, позвонил третьему — пусто. Словно бы все собрались на какое-то неведомое важное совещание. Позвонил Кржижановскому — этот старый аристократ хоть и невеликий пост занимает, по сравнению, скажем, с вице-премьером, но все знает и обрадовался, когда услышал знакомый голос. Завел разговор издали — спросил о завтрашней погоде, словно бы в Кремль поставляют сводки из метеоцентра, потом о семье и лишь потом произнес невыразительным серым тоном:
— Тут одна газета про меня бяку опубликовала…
— Читал, — без всякого выражения проговорил в ответ Кржижановский.
— Нельзя ли выяснить, откуда у этой статьи ноги растут? И вообще, откуда растут ноги у этой газеты?
— Пробовали, но ничего не получилось.
— Неужели это нельзя сделать даже на таком уровне, как Кремль? — удивился Хозяин.
— Нельзя. У нас — демократия.
— Тьфу! Что прикажете делать, извините за назойливость? А?
— Ничего. Пока никуда не выходить из дому.
— Это я-то… это мне-то? — Хозяин едва не задохнулся, услышав эти слова. — Я никогда не был трусом.
— Дело не в трусости. Просто вы просили дать совет. — Я этот совет дал. И все.
— Ну, спасибо, господин хороший, ну, спасибо… — не удержался от язвительного восклицания Хозяин. — Я теперь даже из-под одеяла вылезать не буду. Обложусь бабами, как брустверами и затихну. Спасибо большое. Никогда голову под подушку не прятал.
Хозяин неожиданно услышал совсем рядом затяжной вздох, оглянулся поспешно — показалось, что около стола кто-то стоит, но никто не стоял, и в кабинете вообще никого не было, стер проступивший на лбу пот, подивился: а ведь раньше он так не потел. Неужели душа чувствует что-то нехорошее? Когда раздался второй вздох, понял — это вздыхает в трубку молчавший Кржижановский. Ему сделалось жаль Кржижановского и одновременно жаль самого себя. Он скосил глаза на банку, в которой когда-то бились, безуспешно пытаясь взлететь, бабочки, но был не сезон и бабочек давно не было в банке. Хозяин поморщился и пробормотал глухо: — Прошу простить меня за беспокойство.