Книга Записки военного коменданта Берлина - Александр Котиков

Берлин, как столица Германии, притягивал к себе после войны самые разнообразные слои немецкого общества, главным образом из нерабочих слоев. По районам население росло сравнительно ровно. Возвращающиеся домой берлинцы были главным источником пополнения населения города. Но в Западный Берлин тянулись, кроме того, и те, кто искал убежища под крышей западных держав. Там находили убежище и те, кто утекал от карающей руки правосудия из Советской зоны оккупации или Восточного Берлина, наиболее оголтелые реваншистские элементы из перемещенных в надежде, что с помощью этих держав они могут вернуть свои экономические привилегии в странах, откуда их выдворили. Все те, кто чувствовал за собой вину и боялся денацификации в Советской зоне.

Военные власти США в своей зоне в Германии, как и в своем секторе Берлина, легко и просто разделались с проблемой денафикации. Генерал Клей, например, освободил всех нацистов от ответственности за всякого рода преступления нацистской партии. Из десятков тысяч подлежащих денафикации задержано было несколько десятков для вида, и только несколько нацистов было осуждено, а приговор о наказании был приведен в исполнение только двум-трем нацистам. Остались нетронутыми и империалистические монополии, как и помещичьи угодья. Ими сразу по окончании войны начали владеть их прежние хозяева. Они были настолько уверены, что так будет и повсеместно, что стали протягивать руки и к владению предприятий в Восточном Берлине и в Советской зоне даже тогда, когда эта собственность была уже секвестрована и передана во владения специальным немецким органам.

В начале 1947 года американский комендант генерал Китинг задает мне вопрос:

— Хозяева фабрики «Кодак» в Кепенике — американцы. Они хотели бы вернуться, как хозяева, на свое предприятие.

— Господин генерал! Фабрика принадлежит акционерному капиталу, немецкому и американскому, и, естественно, подлежит конфискации на общих условиях. Если бы она принадлежала только американскому капиталу, она была бы конфискована, как собственность виновников войны, работавших на Гитлера всю Вторую мировую войну.

— Так вы решили секвестровать собственность ваших союзников?

— Нет, мы секвестровали собственность союзников Гитлера по нашей войне с ним. Она работала верой и правдой на фашистскую армию и попадает под законы контрольного совета о секвестре. Меня только несколько удивляет, почему вы, наш союзник по войне, так ревностно печетесь о фабрике «Кодак»? Я хотел высказать вам еще одно смущение или недоумение. Во время бомбежки района Кепеника вашей авиацией в конце марта или начале апреля все кругом было разрушено, а фабрика «Кодак» осталась невредимой. Помогите мне понять сию тайну.

— Возможно, среди летчиков или начальников, определявших район бомбежки, были люди, связанные с «Кодаком», вот так и осталась эта фабрика невредимой.

— Спасибо, генерал, я так и подумал первоначально.

Что принесет 20 октября 1946 года истинным демократам?

В кабинетах всех политических партий, во всех союзнических комендатурах взвешивали все «за» и «против» и прикидывали, что «день грядущий нам готовит». 17 октября зашел корреспондент «Правды» Золин. Он спрашивает у меня насчет прогнозов центральной комендатуры, что можно ожидать?

— Выборные дела — дело немецкое. Спрашивать меня можно только сугубо приблизительно. С немецкими товарищами мне не удалось встретиться и получить информацию. Хорошо бы вам переговорить в ЦК СЕПГ.

— Говорил. Там настроены, в общем, оптимистично.

— Ну что ж, если этот ответ устраивает, его можно принять.

В статье картина нарисована оптимистическая. Он основывался на результатах голосования в Советской зоне оккупации. Он читал нам свою статью, а мы молчали, слушали. Каждый из нас думал о предстоящих выборах и искренне хотел хороших результатов СЕПГ. Многие из нас, уже попривыкшие смотреть правде в глаза, не однажды были посрамлены за лакировку объективной действительности. Конечно, хотелось, чтобы было так, как написал Золин.

Вечером 19 октября 1946 года пришел Герман Матерн. В эти последние дни перед выборами он часто бывал у меня и делился своими впечатлениями о ходе подготовительной кампании.

— Вильгельм Пик, — говорит он, — только что ответил на вопрос «Нойес Дойчланд» — центрального органа ЦК СЕПГ.

— Какие результаты следует ожидать на выборах в Берлине?

Старик подумал и сказал:

— Не более 20 процентов.

Это заметно расходилось с тем, чего ждали мы сами и о чем никто вслух не говорил. Нам казалось, что за СЕПГ проголосуют где-то около 25 процентов избирателей. Когда вместе подумали, обсудили прогноз Вильгельма Пика, пришли к выводу, что старик прав.

20 октября 1946 года. Что принесли выборы

Ночные часы тянулись ужасно медленно, но стрелки неумолимо наползали на роковую шестерку. С 6.00 начинали работать избирательные участки. Звонки из районных комендатур трещали непрерывно. Они приносили вести об общем фоне, сложившемся в последнюю минуту перед голосованием. В одном районе расхулиганился какой-то подвыпивший журналист из западной газеты, в другом районе схватили за руку пытавшегося поджечь урну на избирательном участке. Инициатор тоже из тех краев Западного Берлина. На окраине в Советском секторе один смельчак был задержан при попытке выкрасть урну с избирательного участка. Что любопытно, что все диверсанты, если их так можно назвать, люди были пришлые и, как правило, предварительно получившие гонорар за диверсию.

Избиратель не утруждал себя, не спешил к урнам, как это уже принято у нас, в СССР. Начало основного потока избирателей пришлось на 10.00. К избирательным урнам шли вначале одиночки, преимущественно старики и старухи. Потом, к 12.00, пошел основной поток избирателей. Но к 18.00 голосование почти закончилось. Одиночки тянулись допоздна. Но предварительные итоги стали известны уже к 20.00.

Большая комната, где собиралась всякая информация по ходу выборов, походила на оперативную группу штаба армии во время большой операции. Звонили телефоны, сновали люди, принимались короткие устные доклады. До смерти уставшие примостились в углу, на стуле, сладко спали.

Дежурный доложил, что в районе Митте тяжело ранен какой-то американец при очень странных обстоятельствах. Наш патруль задержал американскую машину «джип» с тремя военными вместе с водителем. Наш патруль сел в эту же американскую машину и приказал следовать в Центральную комендатуру. Шофер включил мотор и развил большую скорость, и на такой-то скорости нашего патрульного выбросили из машины. Солдат вскочил и дал выстрел по уходящему от него «джипу». Машина остановилась, патруль подскочил к машине и заметил раненого. Он быстро скомандовал следовать к Центральной комендатуре, как самому близкому месту происшествия. Наша медслужба установила, что рана смертельна. Вызвали представителя из американской военной комендатуры. Полковник, который по приезде к нам обследовал все, как следует, выслушал по свежим следам доклад нашего патрульного. Был составлен акт. Полковник признал виновным американского офицера и подписал такой акт с возложением вины на погибшего.