Книга Цветок Трех Миров - Дмитрий Емец

Оставив Рузю прятать рюкзак, Наста последовала за Гамовым. Несколько шагов по коридору – и она оказалась в просторном зале с исшарканным паркетом. За небольшим столиком сидела гибкая молодая женщина – та самая, прячущая лицо под платком. Рядом с ней перекатывался пухлый розовый человек, составленный, казалось, из одних кругов и шаров. Все у него было круглое: лицо круглое, каждая щека в отдельности круглая, тело как шар. Заметив вошедших, человек изобразил улыбку – идеально полукруглую, поскольку целым кругом ее было никак не изобразить, – и подкатился к Гамову.

– Евгений! Какими судьбами? А с тобой кто? – сладко воскликнул он, глядя не на Гамова, а на бритую, черной щетиной обросшую голову Насты.

– Моя невеста. Анастасия, – просто сказал Гамов.

Наста вздрогнула, но ничего не сказала. Мяч перестал катиться и подпрыгнул. Женщина подняла голову и посмотрела на Насту.

– В чем дело? У меня не может быть невесты? – спросил Гамов холодно.

Круглый человек, точно очнувшись, опять подпрыгнул и принялся поздравлять. При этом он то и дело поворачивался к Насте и задавал ей какой-нибудь резкий, быстрый вопрос:

– Вы из Питера? Нет? Москва? А откуда тогда?

– Тула, – сказала Наста, глядя на него со спокойным задором. – Приезжайте к нам за самоварами!

Валиков пообещал и спросил, давно ли они с Евгением друг друга знают. Гамов ответил, что с детства. Ему было четыре года, Насте год. Она была прекрасна в своих синих ползунках. Короткие кривые ножки, огромные глаза! Уже тогда он поклялся себе, что женится на ней. После чего подошел к ней и насыпал ей в глаза песка.

– Какого песка? – ошалел Валиков.

– Сахарного. Это было в кафе, и другого песка попросту не нашлось, – ответил Гамов и отвел Насту к столу, чтобы познакомить ее с самой красивой женщиной в мире.

Имя у женщины было короткое и тревожное – Ася. От женщины с именем Ася всегда ожидаешь чего-то неожиданного. То ли чашкой бросит, то ли захохочет, то ли начнет целовать цветы. К Насте она, однако, отнеслась хорошо. Умными, гораздо более зоркими, чем у Валикова, глазами посмотрела на ее исцарапанные, деформированные отжиманиями на кулаках костяшки рук, на след от спешно снятой нерпи на левом запястье и, наконец, на обветренное, сгоревшее на скулах лицо.

– В Туле еще оружие делают. Я люблю Тулу, – сказала она, лукаво подмигивая поверх платка. Глаза у нее были умные, зеленые, и лоб прекрасный.

Валиков подскочил, чтобы тоже любить Тулу, но его отвлек вошедший в комнату Рузя, спрятавший шнепперы, нерпи и рюкзак с дракончиком.

– А это кто? – спросил Валиков.

Рузя достойно молчал, как ему и было велено.

– Брат моей невесты. Будущая надежда МИДа. Знает шесть языков, не считая латыни, – ответил Гамов.

Рузя заволновался, но, похоже, Валиков языков не знал и проверить его не мог.

– В Туле есть МИД? – ехидно спросил Валиков.

Рузя, не отвечая, надул щеки еще важнее.

– В Туле, как в Греции, есть все, – вместо него сказал Гамов и, встав, придвинул Рузе стул. Рузя опустился на него, переводя дух.

– Чаю? – предложила Ася.

– Позвольте я! – засуетился Валиков. Куда-то сбегал и меньше чем через минуту вернулся. К чаю прилагалась и тарелка, полная кексов домашней выпечки.

– Не стоит, – остановил его Гамов, заметив, что Рузя протянул к кексам руку.

– Почему? – испугался Рузя, впервые подавая голос.

– Потому что ты станешь его рабом, – сказал Гамов, показывая на Валикова. – Не знаю, что он туда подмешивает, но это работает.

Валиков с раздражением взглянул на Гамова, но взял себя в руки и хихикнул.

– Ну зачем же так категорично? Рабы не зомби. У них остается много сознания. Прекрасный сон, прекрасный аппетит, и, главное, они всегда счастливы и всем довольны… Гораздо лучше псиоса, поверьте!

При слове «псиос» Валиков зорко глянул на Насту и Рузю. Наста, чуть пожав плечами, спросила: «Пси… что?», а Рузя выпятил животик и огладился, как пингвинчик, стряхивающий с себя крыльями снег. Вышло величественно. Валиков разочарованно отвел взгляд:

– Раньше я продавал надежды! Дешевенькие такие надежды, массового спроса. Лучше всего продавалась мечта о поцелуе в весеннем саду, на траве, осыпанной цветами яблони. Я проработал ее сам, до малейших деталей. Прекрасная, графически выполненная мечта, с бликами солнца, с запахами, даже с жучками на коре!

– Ни за что не купила бы у вас мечту! Это все равно что покупать у лысого мужика заколки для волос! – выпалила Наста.

Гамов и Ася разом посмотрели на ее волосы, словно любопытствуя, почему она заговорила о заколках. Наста ощутила этот взгляд, правильно его истолковала и вспыхнула.

– В самом деле, не купила бы? – потерев ручки, хмыкнул Валиков. – А я вот оспорю: купила бы! Все заколки в мире, да будет тебе известно, производит какой-нибудь лысый мужик. Именно ему в конечном счете принадлежит фабрика. А оформление для заколок разрабатывает какой-нибудь другой лысый мужик! А доставкой занимается третий лысый мужик. И только продает их симпатичная девушка, которой, увы, не принадлежит совершенно ничего!

Рассуждая, Валиков бегал по комнате, изредка приостанавливаясь, чтобы подпрыгнуть. Ася слушала его рассеянно. Ее палец расчерчивал на столе пролившуюся из чашки лужицу воды. Вот у лужицы выросли ножки, вот шея.

– Это же ваша квартира, да? Зачем вы его принимаете? – не выдержав, шепнула Наста. Отчего-то она испытывала к Асе доверие, хотя они обменялись самое большее десятком случайных слов.

– Я никого не приглашаю. Ко мне сами все приходят, – ответила Ася серьезно. – А раз приходят, значит, что-то же их приводит? У меня принцип: я никого не прогоняю. Однажды пришла овчарка и осталась. Просто так… открываю двери, там овчарка… сидит и смотрит на меня… прожила две недели… потом как-то ночью подошла к двери и стала скулить… Я открыла двери, она ушла и больше не возвращалась. Значит, что-то велело ей уйти!..

Наста что-то промычала, пытаясь понять логику, но не понимая.

– Раньше, до этого вот… – Ася показала на платок, – я была другая… вздорная… хохотала все время, привыкла к успеху. Мужчины из-за меня чего только не делали. С моста даже один бросился. Теперь же вот, другая я!

– Но он-то зачем? – прошептала Наста, показывая глазами на Валикова.

Асин палец продлил капле шею, и она превратилась в знак вопроса.

– Противный… да-а… Но почему мы считаем, например, змею противной, а кролика нет? Потому что змея может нас укусить? А Валиков… он и несчастный тоже… Шатается по городу, всех делает своими рабами… ведь скучно же… разве счастливый человек такими бы вещами занимался? И еще он боится Гая. Прислуживается к нему, – Ася взглянула на Насту так просто, что та не стала отрицать, что имя «Гай» ей известно.