Книга Хроника тайной войны и дипломатии. 1938-1941 годы - Павел Судоплатов

Бакинские нефтепромыслы под прицелом

Бакинские нефтепромыслы (ставшие составной частью Закавказского театра военных действий после вступления наших войск в Иран) всегда были в центре стратегических разработок советского военного командования и объектом деятельности как центрального аппарата нашей разведки, так и периферийных органов госбезопасности.

Известно, что еще перед завершением советско-финской войны англичане и французы разработали план их авиационных бомбардировок. Соответствующие документы четко говорили о цели этой операции — лишить СССР и Германию источников кавказской нефти. О планируемых ударах по нефтепромыслам Баку руководители страны знали из донесений разведок — военной и НКВД. Однако, к сожалению, наша разведка не сумела добыть точных данных о сроках бомбардировок Баку: назывались и февраль, и начало марта 1940 года. Но прошел февраль, наступил март — ударов не было. Слухи о готовящихся налетах и диверсиях вызывали большое напряжение наверху, вследствие чего группировка наших войск в Закавказье была утроена.

Хотел бы остановиться подробнее на работе советской разведки по кавказскому направлению. Большое внимание, которое стало уделяться ему, было связано прежде всего с успешной деятельностью двух наших крупных агентов, находившихся во враждебной нам среде кавказской эмиграции: Омери и 59-го — видного деятеля грузинской эмиграции Гигелия. С ним непосредственно работали наши резиденты в Париже в 1939–1941 и 1944–1946 годах (Василевский и Гузовский).

Особое значение кавказским вопросам стали придавать накануне войны: были усилены наши резидентуры во Франции и Турции. Кавказское направление являлось настолько важным, что материалы о деятельности грузинской эмиграции регулярно докладывались лично Сталину как до начала, так и в течение всей войны.

Работой по кавказской линии занималась в Париже Вардо Максимилашвили, которая до окончания разведшколы в 1940 году (под руководством Е. Зарубиной) некоторое время работала секретарем Берии. В этом же направлении действовал и Г. Гукасов, взявший для командировки в Париж фамилию Кобахадзе (по аналогии с партийным псевдонимом Сталина — Коба), хотя и был армянином. Им помогал Дмитрий Пожидаев, наш молодой сотрудник. Он, кстати, совершил ряд ошибок в контактах с агентом Нормой (получившей позднее псевдоним Ада) — первой женой знаменитого члена Кембриджской пятерки Д. Маклейна — Кэтрин Гаррисон (Китти Харрис). Пожидаев, видимо, неважно владел английским языком, из-за чего, вероятно, возникло в отношениях с ней недопонимание. Ее вынужден был принять на связь лично резидент Василевский. И когда МИД попросил откомандировать Пожидаева в его полное распоряжение, руководство разведки не стало возражать.

«Разработка» меньшевиков — членов грузинского правительства в эмиграции продолжалась и во время войны. Связи и контакты с агентами были исключительно важны для отслеживания грузинских меньшевиков, участвовавших в антисоветском движении. В Париж после окончания войны для переговоров с меньшевиками выехал доверенное лицо Берии и Сталина Петр Афанасьевич Шария — профессор, академик, который готовил предложения по возвращению грузинских эмигрантов. Это был философ, крупный ученый, позволявший себе даже спорить со Сталиным. Случалось, на даче их «растаскивали» во время дискуссий по вопросам философии; профессору, бывало, под столом давили на ногу, чтобы успокоить и охладить его страсти.

Ранее Шария все время был помощником Берии по пропаганде. Когда же его назначили руководителем секретариата НКВД (при переезде Берии в Москву), дела в секретариате пришли в полный беспорядок. Шарию пришлось передвинуть на научно-методическую работу: он возглавил особое бюро при наркоме, связанное с обработкой документации, анализом предложений по опыту разведывательной и контрразведывательной работы, хотя в этой области, вообще говоря, не очень разбирался. Потом читал лекции, а в годы войны оказался заместителем начальника разведки. В 1951 году Шария был арестован по мегрельскому делу, поскольку вел переговоры с грузинскими меньшевиками (в основном с большой группой мегрелов в Париже). Зная, что один из лидеров меньшевиков, грузин Гегечкори, был родственником Берии, через него хотели выйти на Берию. Нужных показаний у Шарии не выбили.

Грузинские меньшевики в 1939–1940 годах пытались нелегально засылать своих эмиссаров в Грузию для контактов с Берией. Об этом мы были проинформированы агентурой заблаговременно. В связи с чем из Москвы в Грузию направили начальника отделения секретно-политического отдела контрразведки В. Ильина, который в 1939 году не только вел кавказское направление, но и отвечал за «разработку» меньшевиков. Естественно, что именно ему поручили прием агента, прибывшего на нашу территорию нелегально. Берия затем допрашивал его в Москве, поскольку предполагалось использовать этого человека в дальнейшем в оперативной игре с противником. Вскоре его приговорили к двадцатилетнему заключению, и он полностью отбыл свой срок. В 1953 году его безуспешно пытались использовать в показаниях против Берии как «агента империалистических кругов и меньшевизма».

Наши агентурные позиции среди кавказской эмиграции были исключительно сильными не только во Франции, но и в Турции. Еще в начале тридцатых годов П. Зубов и Л. Василевский успешно работали с уже упомянутым Гигелией. Удалось даже предотвратить планировавшееся грузинскими меньшевиками покушение на Сталина. Омери ценился тем, что был активным членом меньшевистской партии Грузии с 1918 года. В 1922 году за антисоветскую деятельность он был арестован ГПУ и более года содержался под стражей. По инициативе Берии его освободили и направили в эмиграцию. В сентябре 1939 года по поручению загранбюро меньшевиков и лично лидера грузинских меньшевиков Н. Жордании (члена РСДРП в 1907–1912 годах, депутата 1-й Государственной думы) Омери вел переговоры с представителями французского, английского и польского военного командования. Встречался со знаменитым Б. Савинковым, а также руководителем польской разведки полковником Новачеком.

59-й — Гигелия, ведя по нашему поручению политическую разведку против меньшевиков в Грузии, имея манифест Н. Жордании, выезжал на Ближний Восток, встречался в Бейруте с Главнокомандующим французскими силами генералом Вейганом. В Турции общался с представителями военного командования и французским военным атташе в Анкаре. Через 59-го мы узнали подробности плана интервенции англичан и французов против СССР в случае затягивания нашей войны с Финляндией в начале 1940 года и о выжидательной позиции Турции по этому вопросу.

В 1939–1940 годах руководство Турции клялось в дружбе Сталину, вело с ним переговоры о нормализации отношений, а накануне войны тайно действовало против нас вместе с французами и немцами. Именно турки в декабре 1939 года сформировали так называемый Стамбульский совет конфедерации Кавказа. В него от грузинских меньшевиков вошли Омери и Александр Гозани, от азербайджанских мусаватистов — Хасромбек Султанов и Мустафа Викилов, от горцев Северного Кавказа и чеченской диаспоры — Мамед Гирей, Джабагиев и др. Имелся и парижский штаб этого движения, который координировал деятельность всех националистических элементов против советской власти в Закавказье, составивших позднее костяк созданного немцами мусульманского батальона.