Книга Убийство в Тауэре - Виктория Холт

– И наш красавчик был расстроен?

– Не думаю, что он это заметил, ваше величество. Он в последнее время стал слишком уверенным в себе.

– Сомерсет действительно слишком самоуверен, милорд. Настанет день, и он за это поплатится.

– И возможно, скорее, чем он думает, ваше величество.

– Так что же вы заметили, милорд?

– Король спросил имя этого юноши.

Анна кивнула.

– Более того, – продолжал Пемброк, – он настоял, чтобы его имя специально разузнали.

– И это имя?

– Джордж Вильерс.

– Никогда не слышала такого.

– Ваше величество, когда я смотрел пьесу, мне пришло в голову, что вам, возможно, предстоит его услышать.

– Что за планы вы вынашиваете, Пемброк?

– Если бы мы смогли заменить Сомерсета на своего человека…

Глаза Анны засверкали. Это было бы замечательной местью Сомерсету!

– И вы полагаете, это возможно? – поспешно спросила она. – Вы же знаете, что король до безумия любит Сомерсета.

– Думаю, что при определенной подготовке мы сможем кое-что сделать. Этот мальчик Вильерс, сдается мне, один из тех немногих, кто в состоянии со временем вытеснить Сомерсета с его места.

– Неужели он так красив?

– Он напоминает мне голову святого Стефана – итальянскую скульптуру. Вы помните ее, ваше величество?

– Здесь, в Уайтхолле? Да, хорошо помню. Неужели этот юноша столь же красив?

– Полагаю, ваше величество согласится со мной, когда его увидит.

– И что вы намерены делать?

– Привезти его ко двору, обучить его, как следует себя вести, и, когда настанет подходящий момент, попросить ваше величество представить его королю.

Анна рассмеялась. Она подняла одну из собачек и прижала ее к шее.

– Заменить одного красавчика другим! Ну, если милорд Сомерсет лишится своего высокомерия, это доставит мне удовольствие. Присмотритесь к этому Вильерсу, милорд, и доставьте его ко мне. Хочу сама взглянуть на него.

* * *

После поездки в Кембридж Франсис почувствовала себя чуть лучше. Ей всегда становилось лучше, когда она уезжала из Лондона, потому что Лондон напоминал ей слишком о многом. Было мало вероятно, чтобы какая-нибудь нуждающаяся в деньгах личность последовала за ней в Кембридж, заверяя, что сделала все возможное, чтобы помочь графине добиться теперешнего положения. Поэтому в Кембридже Франсис попыталась забыть о своих страхах и веселиться вместе с матерью и сестрами, а успокоившись, заново обдумала ситуацию. Почему она должна бояться этих ничтожных людей? Если бы она могла все рассказать Роберту, они завтра же перестали бы докучать ей. Но конечно, муж не должен знать правду.

Однако есть человек, с кем она может быть откровенной, – ее двоюродный дед, Нортгемптон. Старый мошенник все поймет и посоветует, как ей поступить.

Вернувшись в Лондон, Франсис решила навестить Нортгемптона в его доме на Чаринг-Кросс.

Когда она прибыла туда, ей сказали, что граф в парламенте, где, как ей было известно, в это время шли бурные дебаты, поскольку многие министры все еще решительно придерживались мнения о том, что шотландских фаворитов следует снова вернуть за границу. Нортгемптон вел с ними жестокую битву. Он не намеревался позволять, чтобы Роберта выслали из Лондона, поскольку его дальнейшая судьба и судьба клана Хауардов была связана с Робертом Карром. При одной мысли об этом Франсис успокоилась. Ее двоюродный дед всемогущ и непобедим.

– Граф вернется на барже, миледи, – поведал ей один из слуг. – Вы увидите его прибытие задолго до того, как он появится здесь.

Франсис сказала, что пойдет в сад ждать его возвращения.

Жаркое июньское солнце освещало цветущие пирамиды вербейника на речном берегу, и было приятно слушать плеск весел по воде, когда мимо проплывали лодки. Франсис давно уже не чувствовала такого покоя. Как глупо было волноваться, идти на поводу у людей, которые так много требуют! Почему она раньше не догадалась попросить помощи у своего двоюродного деда? Он знает, что делать.

Франсис спустилась к реке и, увидев баржу Нортгемптона, поспешила к причалу, чтобы приветствовать его.

Но что происходит? Его выносят, он так бледен, что сам на себя не похож.

– Что случилось? – закричала она. – Милорд болен?

Ей не ответили – все были заняты тем, что выносили Нортгемптона на берег.

Говорили, что он умирает, но Франсис не верила этому – не смела верить. При мысли об этом ее охватывала истерика, так как она решила, что никто, кроме него, не может помочь ей.

Франсис знала, что у Нортгемптона на бедре жировик, но у многих пожилых людей встречаются такие вещи. Но оказалось, что опухоль разрослась до таких размеров и вызывала такую боль, что когда граф потерял сознание в парламенте, то решил согласиться на операцию. Его хирург Фелтон тотчас же прибыл в дом на Чаринг-Кросс, чтобы его прооперировать, потому что возникли опасения, что, если этого не сделать, граф может поплатиться своей жизнью.

«Он скоро поправится, – утешала себя Франсис. – И тогда он скажет мне, что я должна делать».

* * *

Говорили, что, когда Фелтон разрезал опухоль на бедре графа, оттуда брызнуло столько гноя, что сам хирург мог умереть от заражения.

Что же касается графа, то он лежал на кровати, зная, что конец близок.

– Теперь нет необходимости держать в тайне мое вероисповедание, – сказал он. – Пошлите за католическим священником, чтобы я мог пройти обряд соборования.

Когда священник ушел, Франсис подошла к его постели и встала на колени. Но взгляд графа был почти остекленевшим – как будто он не узнавал ее.

«Вы не можете так поступить! – хотелось ей сказать. – Вы погрязли в этом деле, как и я. Вы должны жить и помочь мне!»

Но у постели находились посторонние, а разве она могла говорить о таких секретах в их присутствии?

– Это конец, – сказал Нортгемптон. – Кто бы мог подумать, что я умру от какого-то гнойника? Похороните меня в замковой часовне Дувра – не забудьте, что я умер комендантом Пяти портов.[5]Длинная процессия выйдет из Лондона и направится через Кент к побережью – это будет последнее путешествие Нортгемптона.

– Дедушка, – прошептала Франсис, – не говорите так! Вы поправитесь. Вы должны поправиться!

Он пристально посмотрел на нее.

– Это еще кто? Франсис… Роберт позаботится о ней. Любите друг друга, Франсис.

– Вы не должны умирать… сейчас! – плакала она.