Книга Летчицы. Люди в погонах - Николай Потапов

Растокин сильным ударом автомата в переносицу опрокинул его на землю. Тем временем юркий и стремительный Захар короткой очередью уложил в кабине водителя, а Михаил, открыв заднюю дверь машины, крикнул: «Хенде хох!», и дал очередь из автомата.

Сидевшие там два пожилых немца растерянно подняли руки. Их обезоружили, связали.

Железнодорожники, избитые, полуживые, лежали на полу, тихо стонали. Спрятав убитых в кустах, Растокин залез в кабину. Рядом сел за руль Захар. Свернув на проселочную дорогу, они скрылись в лесу.

Часа через три, когда колеса стали буксовать в рыхлом грунте, остановились, вывели немцев, развязали им руки, приказав нести на себе двух особенно истерзанных пытками железнодорожников.

Третий мог еще передвигаться сам. Машину сожгли, а сами просекой двинулись в лагерь…

Командир отряда устроил Растокину за эту операцию изрядную головомойку. Они могли разоблачить себя, угодить в лапы фашистов, поставить под угрозу выполнение основного задания – уничтожить группу немецких офицеров и генералов.

Растокин стоял перед командиром отряда с виноватым видом, глубоко поняв только сейчас, какую грубую ошибку они допустили сегодня, и готов был нести за это любое наказание.

Под конец разговора командир отряда, рослый и худой, с воспаленными от постоянного недосыпания глазами, видя переживания Растокина, немного смягчился, но все же пообещал наказать.

Вечером они еще раз подробно обсудили предстоящую операцию, а ночью их переправили в город.

При встрече с Таней Растокин узнал, что приезд немецких генералов ожидается в четверг около семи вечера, что ужинать будут в зале вокзала на втором этаже, в ресторане. Для обслуживания выделяют несколько русских девушек, которых подбирает лично сам комендант города, и что в их число попала и Таня.

Это сообщение его обрадовало. Через Таню он мог проникнуть в зал, имея при себе особо сделанные миниатюрные мины большой взрывной мощности. Кроме того, через нее можно было заранее подобрать ключи для входа на второй этаж и вообще получать дополнительную информацию о готовящейся встрече.

Из других источников Растокин узнал, что поезд простоит на станции около часа, после чего пойдет дальше. С учетом всех обстоятельств он наметил план действий.

В среду, когда на станцию прибыл эшелон с ранеными, Растокин, тоже с повязкой на голове, затерялся среди военных, еще раз обошел вокзал, поднялся на второй этаж, осмотрел зал, где намечался прием.

Но в четверг утром Таня его огорошила. Обслуживать в зале будут не русские девушки, а немецкие, на кухню тоже берут только своих поваров.

Это озадачило Растокина. Надо было срочно предпринимать какие-то меры.

Он знал, конечно, что все подходы к вокзалу будут перекрыты, а у дверей выставлена усиленная охрана, что проникнуть в зал будет нелегко. Нужно было придумать что-либо неожиданное, дерзкое. Личная безопасность его волновала меньше всего.

В четверг около девяти вечера (поезд опоздал на два часа) Растокин в форме майора СС вышел из кабины хлебной машины, которая остановилась на противоположной от станции улице, и в сопровождении Михаила направился к вокзалу.

Захар остался в машине. Было темно, шел дождь, люди из охраны, выставленные с шести часов, устали, промокли, и это облегчало действия.

У первого поста их остановили, потребовали документы. Растокин небрежно ответил на приветствие, предъявил удостоверение, устало бросив:

– Срочно, пакет, – и показал из кармана френча угол пакета.

Они были достаточно вооружены и в случае задержания могли за себя постоять, но все обошлось.

Офицер осветил фонариком его лицо, затем посветил на удостоверение и, не найдя ничего подозрительного, вернул удостоверение Растокину, щеголевато прищелкнув каблуками.

Теперь оставалось самое трудное: надо было пройти через второй пост, проникнуть в помещение и там действовать по обстановке.

У двери, ведущей в вокзал, стоял часовой.

Растокин предъявил удостоверение, сказал:

– Срочный пакет…

Часовой не стал проверять документы, решительно выставил автомат, преградив им дорогу.

– Сюда хода нет, сюда хода нет… – затараторил он. Растокин левой рукой прикрыл часовому рот, правой нанес удар ножом в грудь.

Затащив убитого в коридор и прикрыв рогожей, Растокин оставил у входа Михаила, а сам быстро поднялся на второй этаж.

Ужин был в разгаре, из зала доносились оживленные голоса. За столами сидели офицеры, генералы.

Растокин остановился у входа в зал. В карманах у него лежали «лимонки».

Вытащив их, он одну за другой швырнул в сторону столов. Раздались взрывы.

Растокин бросился к выходу. Скрытые темнотой, они с Михаилом перескочили через забор, выбежали на улицу, где стояла хлебовозка.

Машина рванулась с места, понеслась по темной улице к речке. Там находился брод, можно было перебраться на ту сторону, укрыться в лесу.

Захар вел машину уверенно, не зажигая фар. Он не раз проезжал здесь раньше, готовясь к этой операции, и дорогу знал хорошо.

Преодолев речку, они выбрались на другой берег и, выжимая из двигателя машины всю его мощь, понеслись по проселочной дороге в глубь леса.

…С Таней Растокин так и не встретился. По решению нашего командования он под видом раненого немецкого солдата, возвращающегося из госпиталя, пристал к одной изрядно потрепанной немецкой хозяйственной части, которая вместе с боевыми частями под напором советских войск спешно отступала на запад. В этой хозчасти он прослужил до конца войны, выполняя различные задания нашей разведки.

Таню из города тоже отозвали, но уже после отъезда Растокина. Она работала в отряде медсестрой. В одном из боев была тяжело ранена, лечилась, а когда наши войска освободили эти районы, возвратилась в село и жила с детьми в своем полусгоревшем доме.

Уже после войны, вернувшись в Россию и узнав, что Марина вышла замуж за Кочарова, раздосадованный и огорошенный, уставший от одиночества и тоски, Растокин приехал в эти места, разыскал село, дом, где жила Таня. Не виделись они почти три года.

Вошел он без стука.

Таня возилась с кастрюлями у плиты, готовила обед.

– Здравствуй, Таня… – сказал он, волнуясь.

Таня обернулась, подняла на него большие серые глаза и замерла от удивления.

– Валентин… – прошептала она, хотела было пойти ему навстречу, но что-то удержало ее, и тогда Растокин, широко расставив руки, шагнул к ней сам, обнял, почувствовав, как мелко и расслабленно затряслись ее плечи.

Успокоившись, она усадила его на табуретку, сама присела на край койки, скрестила на груди руки.

– Да откуда же ты? – все еще не веря в случившееся, спросила она.