Книга Слово Оберона - Марина и Сергей Дяченко

— Сёстры-хранительницы спят. Я поставил вокруг Храма стражников, чтобы ни одна болтливая сорока не прилетела из замка и не обрадовала их раньше времени, — Оберон уселся в своё кресло. — Садитесь поближе. Надо поговорить.

Он был такой же, как всегда, — настоящий король. Спокойный и уверенный, и лучистый, что ли. При мысли о том, что Обещание так и не будет выполнено, принцессы поседеют и Оберон умрёт, у меня горло сдавило — как будто Принц-деспот меня душил, а не Уйму.

— Ваше величество, — начала я, ломая этикет, не дожидаясь, пока меня спросят. — Я вот что придумала. Мы трёх принцесс выдадим замуж, самых старых, а я… мы с Уймой потом второй раз пойдём за Печать. Мы там ещё не всё разведали. Разыщем ещё двух принцев и приведём. Ведь уже большая часть работы сделана! Двух принцев проще найти, чем трёх!

Оберон посмотрел на меня. Без упрёка. Внимательно. Я замолчала.

— Я пойду, — проскрипел Уйма. — Я готов идти с магом дороги хоть за Печать, хоть куда.

— Никуда вам идти не придётся, — тихо сказал Оберон. — Посидите десять минут тихонечко и послушайте вашего короля, ладно?

Мы с Уймой потупились, пристыженные.

— Мальчишку не нашли. Его видели во многих местах, в том числе на переправе через Ланс. Он спешил убраться от города подальше.

— Это плохо, — я опять не удержалась и перебила. — Он некромант, и довольно могучий. Ему нельзя доверять.

Оберон на секунду опустил веки:

— Я бы не хотел, чтобы по Королевству бегали некроманты, но сейчас не до этого. Главное вот что: я говорил с принцами. Для саламандры приготовили комнату с большим камином, он был страшно измучен холодом. Тому, что сидел в подземелье, я помог, теперь он стал сильнее и сможет видеть днём. Этот, которого называют деспотом… Боюсь, его нельзя выпускать из темницы. Ни сейчас, ни позже.

— Он жуткий человек, — я содрогнулась.

— Тем не менее он принц, и одной из наших красавиц придётся выйти за него — в полном соответствии с собственным желанием, — холодно заметил король.

— Зато саламандра и бывший пленник — очень хорошие, — робко заметила я. — Особенно саламандра. Он…

Я запнулась, встретив внимательный взгляд Оберона.

— Простите, ваше величество, — сказала я, невольно втянув голову в плечи. — Я нарушила ваш запрет, я самовольно ушла за Печать…

— Об этом мы поговорим позже. Итак, судьба четырёх принцесс решена — или будет решена в ближайшие дни. Саламандра женится на Алисии, это ясно, а вот остальные…

— Простите, ваше величество, судьба трёх принцесс, — я чуть не заплакала. — Трёх. Мы искали, но…

— Четырёх принцесс, Лена, — мягко сказал Оберон. — Дело в том, что Охра Костегрыз, в неравной схватке одолевший и покоривший два враждебных племени, основал королевство. Независимое островное королевство. И сделался его первым королём.

Сделалось тихо. Я ничего не понимала. При чём тут Костегрыз? Что за островное королевство? Почему Оберон смотрит на меня с таким значением?

Король перевёл взгляд на Уйму. Людоед сидел, выпятив вперёд нижнюю губу, окаменев, не сводя с Оберона круглых жёлтых глаз. Я посмотрела на Гарольда, будто спрашивая подсказки. Тот улыбнулся:

— Вот видишь, как удачно…

— Мне Филумену, — рявкнул Уйма. — Таково моё условие, а на любой другой я не стану жениться.

Оберон улыбнулся:

— Решено. Тебе Филумену. Саламандре Алисию. Остаются Розина, Ортензия и Стелла, пусть братья-враги сами выбирают.

— Только не отдавайте Стеллу деспоту, — быстро сказала я. И добавила, спохватившись: — Уйма! Ты теперь принц! Поздравляю… ваше высочество!

И смутилась, потому что прозвучало всё это довольно глупо.

Людоед оскалил два ряда белых зубов. Похлопал меня по плечу:

— Прошу простить меня на слове, господа и дамы… Жритраву, иначе не скажешь. Жритраву!

* * *

Наутро сёстрам-хранительницам объявили королевскую волю — при большом стечении народа, на залитой солнцем площади. Я находилась тут же, и наблюдать растерянные физиономии принцесс для меня было одно удовольствие.

Затем последовал грандиозный приём в замке. На приёме выбирали невест и сговаривались о свадьбах.

Больше всех повезло, конечно, Алисии. Принц-саламандра влюбился в неё заранее, а когда увидел — так и вовсе разинул рот. Взволновался, оробел, всё ходил вокруг, желая и не решаясь коснуться рыжих Алисиных волос. Наконец до того смутился, что при всех нырнул в горящий камин и совсем позабыл при этом, что на нём кружевная рубаха, панталоны, камзол и прочие штучки, которые положено носить принцу. Всё это сразу задымилось, кружева почернели и сморщились, панталоны обуглились, и гости в зале заволновались, учуяв запах горелого. Осознав свой промах, принц совсем потерял голову и улизнул из зала по каминной трубе. Алисия испугалась до обморока: её отпаивали водичкой и уговаривали не волноваться, но окончательно принцесса успокоилась только тогда, когда ей предъявили живого и здорового, только очень смущённого и перепачканного сажей Принца-саламандру.

Уйма, живописно небритый, в парадном одеянии людоеда (костюм из замши с меховыми вставками и ожерелье из крупных костей, подозрительно похожих на человечьи) привлекал всеобщее внимание не только размерами, но и подчёркнутой дикостью во всём облике. Филумена, восседавшая рядом с женихом, боялась его и не умела скрыть свой страх. Я читала у неё в глазах, как в раскрытом учебнике: теперь принцесса и сама была не рада своему упрямству. Теперь она жалела, что не вернула королю его Обещание. Теперь она готова была бежать за тридевять земель от этого страшного дикаря, за которого ей хочешь не хочешь, а предстояло выйти замуж. Иногда я ловила её взгляды: она смотрела на меня с жалобной ненавистью. Возомнила, дурочка, что это и есть моя месть: жених-людоед, которого я когда-то сгоряча пообещала!

Уйма поглядывал на невесту так лакомо, будто собирался сожрать её прямо на брачном ложе. Филумена от этих взглядов едва не теряла сознание, а мне было даже немножко завидно. Ничего страшного с ней не случится, наоборот: будет счастлива. Правда, на первых порах Уйма её воспитает как следует!

Принц-пленник, чисто выбритый, помолодел и похорошел до неузнаваемости. К моему удивлению, он пожелал жениться на Ортензии: чем ему понравилась эта гора мяса?! А он смотрел на неё влюблёнными глазами, и толстячка, сперва бледная как мел, скоро расцвела, порозовела и завела с женихом непринуждённую беседу.

Когда выяснилось, что деспот будет выбирать между Стеллой и Розиной, я кинулась к Оберону. По счастью, мне удалось застать его в кабинете — собираясь выйти к гостям, он советовался о чём-то с комендантом.

Комендант неодобрительно покосился на меня, но и слова не посмел сказать. Поклонился королю и ушёл.

— Что, Лена? — рассеянно спросил Оберон.