Книга Встревоженные тугаи - Геннадий Ананьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пересекли просторный зал с огромным столом, по коридору мимо закрытых дверей – в спальню. На кресле малолетка. В чем мать родила. В крови вся. Увидев вошедших, еще громче зарыдала.
– Свершилось! – с явным облегчением вроде бы самому себе сообщил духовник. – Сгубила фраера жадность и властолюбие жестокое.
Аглай лежал с перерезанным горлом. Кровь еще не успела запечься.
– Совсем чуть-чуть припозднились. Удалось бы задержать убийцу. Не повезло…
– Повезло. Еще как. Шакирбай скорей нас спровадил бы к праотцам.
Хитер духовник. Узнав, что Мерген живым остался, все так устроил, чтобы месть совершилась беспрепятственно. Еще и жизнь двух охранников спас.
– Шакирбай – внук главы ветвистого рода. Он – сын сына от первой жены Шакирбая, владельца огромных пастбищ. Аглай – младший в ерархии рода, посаженный незаконно на трон вора в законе по рекомендации Шакирбая-Мергена. Задрал нос Аглай, во главе рода захотел встать. Да кто ему даст? Из «знатных» кто, тоже хотят рулить…
– Много их?
– Хватает. Не на первых вроде бы ролях, а все в их руках.
– Известны?
– Да, если услуга за услугу.
– С моей стороны какая?
– Заберите меня в Москву. Там пусть судят. Здесь «знатные» могут обвинить меня, что не сберег Аглая. Исчезну тогда в тайге. До суда.
Пасынков планировал увезти духовника в Москву, но нельзя же раскрывать карты.
Спросил.
– Весомые от тебя?
– Полный список клана Шакирбаев. В Москве на допросах. А сейчас – телефоны местного и московского «знатных» с кем имел дело Аглай.
Хотя и доволен очередной удачей майор, но не спешит с обещанием. Взвешивает вроде бы. Принимает в конце концов решение:
– Хорошо.
Духовник берет с прикроватной тумбочки мобильник и, подавая его Пасынкову, поясняет:
– Единица – московский номер «знатного», с кем имел дело Аглай, двойка – местный «знатный».
Донельзя доволен майор, но спрашивает буднично:
– Наручники будем?
– Обязательно. Еще важно, пусть увидит кто-либо из «бакланов» или «бояр».
– Хорошо.
Когда вернулись на поляну, где обитала «свита», Пасынков специально остановился на самом видном месте, чтобы проинструктировать старшего группы:
– Всех членов ОПГ в КПЗ. Дальше действовать по команде своих руководителей. Духовника я забираю с собой. В Москву. Пока пусть на базе. Ни в коем случае чтобы не пересекался с задержанными ранее. Ни в коем случае! Нельзя, чтобы они даже увидели друг друга. Все.
Дальнейший путь к руководителю УФСБ. Проинформировать о раскрытых связях. Увы, чувство первооткрывателя ему лелеять пришлось лишь до начала беседы с генералом.
Тот, выслушав доклад, как удалось узнать номера телефонов «знатных», молча встал из-за стола и прошел к сейфу. Вынул диск и подал его Пасынкову.
– Здесь записи разговоров со «знатными», как вы их называете, и из Москвы, и местного. Сделаны они вопреки воле местных боссов, но с согласия Москвы. Предупредили только, чтобы в итоге стали эти записи законными для суда. Теперь есть такая возможность.
– Найдены они при обыске в доме Аглая. Он вел записи разговоров.
– В самую точку. Еще один козырь успешной работы следователя. Мы давно начали разработку, но никак не удавалось нащупать дырку на границе.
– Признаться, я на готовенькое прибыл. И заслуга, как я предполагаю, старшины заставы. Наперекор воле начальника он действовал. Хочу убедиться, так ли это. А еще я не принял его совет, и едва не оказался перед ватной стеной…
– Стоит ли детализировать свой успех и казниться? Намотать на ус, чтобы не повторять.
– Но кроме восхищения его умением видеть в малом большое, хочу, если получу подтверждения своим выводам, рекомендовать его к нам в следователи.
– Неужели у вас выбор ограничен? Давайте так поступим: ваше слово, и мы берем его к себе, если он знает местный язык.
– Прекрасно знает, в этом я убедился.
– Тогда так… От моего имени предложите: звание лейтенанта, должность: оперативное взаимодействие с пограничниками. Слабый пока у нас этот участок работы. Карьерный рост – по успехам.
Финал
Пасынков подъехал к месту встречи минута в минуту. Никого.
«Неужели не известили ее. Или не хочет встречи?»
Прошло пять минут, показавшихся ему вечностью, и вот – гулко забилось сердце: торопливо, чуть не бегом, показалась на тропинке, ведущей из леса, Ева. По той же тропинке, по которой выходила в тот памятный день, только тогда без опоздания. В той же кожаной мини-юбчонке, в той же белой кофточке. Рывком открыл дверцу, и вот они друг против друга. В ее глазах сквозь поволоку видится вопрос. Щеки пылают. Не удержался Гавриил, чтобы не вспомнить пароль:
– Не остудишь?..
– Зато ножки, – перебила она и, обмякнув, прижалась к нему доверчиво.
Он, спотыкаясь от волнения, процитировал: «Изомну, как цвет. Пьяному от счастья окорота нет».
– Уточняешь Есенина?
– Нет. Просто нашел слово, о чем я мечтал всю командировку.
– И я ждала этого мига.
– Тогда – ко мне.
Сказав это, продолжал цедить сквозь пальцы ее пышные волосы, а она время от времени целовала его. Когда в конце концов сели в машину, Ева спросила:
– Как прошло следствие? Опасно?
– Не то слово. Даже здесь «знатного» прищучили. Начал выкручиваться, но я привез железные доказательства его участия в наркотрафике. Все предложения мои приняли. В регион отправится комплексная комиссия с большими полномочиями. Теперь вот неделю дали на женитьбу, потом – два года учебы и новое кресло в отдельном кабинете.
– Выходит, перестарался, что не очень кстати, вот и решили с помощью пряника отдалить тебя от прямой следовательской рабаты.
– Ловкий ты аналитик…
Хотел опять погладить ее пышные волосы, но Ева мягко вернула его руку на руль.
– Не обижайся. Мне очень приятно твое нежное прикосновение, но нужна ли нам для полноты счастья авария?
Ругнул себя и повел машину аккуратно.
Обсуждать план первоочередных шагов они стали лишь поздно утром.
– Позавтракаем где-нибудь в «Дровах» или в «Оглобле», заедем в университет, я отпрошусь у завкафедры на неделю, потом – ко мне. Переоденусь, а дальше так: к дяде, он купил ресторан, с клубом решил расстаться. Потом… Бабушка на пирог тесто поставила. Но нам нужно прикинуть, какой зал дяде готовить, большой или малый. От меня три подруги. Завкафедрой позовем…
– А он древний старик? Профессор?