Книга Даль сибирская - Василий Шелехов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прошло немало времени, прежде чем спасённая всё ж таки сообщила, что она студентка торгового техникума, что зовут её Верой Селивёрстовой, а на попытки узнать, как и почему она оказалась на рельсах перед движущимся поездом, всхлипнула:
– Ничего я вам не скажу! Отстаньте!
– Нет, так дело не пойдёт, гражданочка! – со знанием дела парировал страж правопорядка. – Мы должны знать, что всё это значит. Вас, может быть, кто-то бросил на рельсы, и, следовательно, надо кого-то привлекать к ответственности за это?.. В общем, давайте чистосердечно рассказывайте, как такая беда с вами приключилась. Для нас это чепе. Так просто мы вас не отпустим. Вы возьмёте да опять броситесь под колёса, а мы отвечай за вашу жизнь?! В общем, давайте выкладывайте по порядку всё как есть.
Но Вера Селивёрстова не спешила «раскалываться», смотрела перед собою отсутствующим взором. С помощью женщин всё ж таки удалось узнать, вымогая слово за словом, так вытаскивают клещами заржавевший гвоздь из твёрдой древесины, что она поссорилась с другом, студентом политехнического института. Кто этот студент, выведать не удалось.
В большом, но не особенно многолюдном пристанционном посёлке многие знали многих. Селивёрстовых припомнили, они жили по другую сторону железнодорожной линии, в Ермаковке.
– Да неужели этот прохвост так тебе белый свет застил, что без него и жить нельзя?! – удивился начальник вокзала Николай Емельянович, предпенсионного возраста, грузный, глаза навыкате, толстые губы сердито выпучены, а подбородок воинственно выставлен вперёд.
В том же духе, перебивая друг друга, высказывались и другие. Так горячились, недоумевали, стараясь понять, объяснить, осмыслить пустяковость причины случившегося, что вынудили-таки бедняжку добавить к уже сказанному весьма важное, подвигнувшее её к роковому шагу:
– Обещал жениться, – прошептала стыдливо, виновато Вера.
– Милая ты моя глупышечка! – басом гудела дежурная по вокзалу дородная Степанида Тимофеевна, обняв Селивёрстову, прижав её голову к своей могучей груди. – Да начхать на него, обманщика! Да он такой и не нужен тебе совсем! Ну, ошиблась, мало ли бывает ошибок в жизни?! Ты молодая, у тебя ещё вся жизнь впереди. Найдёшь, Бог даст, своего суженого, верного до гроба!
То же самое на все лады твердили и остальные служащие вокзала, собравшиеся в дежурке, и это жалостливое участие, стремление ободрить, поддержать, утешить вызывало в душе Веры благодарность. Но не только внушения доброхотов, сам факт спасения от смерти неопровержимо убеждал её в том, что надо жить, что прежнее намерение уйти из жизни ошибочно, более того – чудовищно. Она как будто прыгнула в пропасть, но не упала туда, не расшиблась, а чудесным способом перепрыгнула её. Пропасть осталась позади, и возвращаться назад, заглядывать вновь в цепенящую, зловещую бездну нет никакого смысла. У неё, Веры Селивёрстовой, есть на поверку будущее, у неё, как справедливо говорит мудрая, ласковая Степанида Тимофеевна, всё впереди, вся огромная, долгая жизнь!..
Вера умолчала о главной причине своего отчаянного поступка – о беременности. Ей, воспитанной родителями в строгих правилах, страшно было признаться им, что она уже не девочка, ещё страшнее, что понесла во чреве своём. Избавиться же втайне от всех на свете от зародившейся в ней новой жизни казалось ещё ужаснее и позорнее. Вера знала, что прерывать первую беременность очень опасно: можно навсегда потерять способность иметь детей. Но и доля матери-одиночки представлялась ей невообразимо унизительной, недопустимой. Одним словом, она попала, как ей казалось, в совершенно безвыходный тупик.
Её Феденька, Фёдор Труханов, за полгода, как они стали встречаться, так и не познакомился, как она ни настаивала, с её родителями, а теперь, узнав о её «интересном положении», посоветовал сделать аборт и стал прятаться, избегать её!.. Самоубийством Вера сразу, одним ударом разрубала клубок неразрешимых проблем, избавлялась от страха покаянного признания перед родителями, избавлялась от презрения, осуждения соседей, родственников, знакомых. Задуманным самоубийством она хотела наказать себя за доверчивость, за грехопадение, а кавалера – за обман, предательство. Она со сладостной мстительностью грезила, что Фёдор, узнав о её смерти, станет каяться, волосы на голове рвать!.. Усилием воли она должна была решиться на ЭТО и перечеркнуть свою жизнь как неудавшийся вариант возможной счастливой судьбы, в которой всё ладно и складно. Пусть у других, например, у младшей сестрёнки Люси, всё устроится иначе, как должно: любовь до гроба, верный муж, здоровые и послушные дети.
Между тем дежурный милиционер закончил свою писанину и подвёл итог:
– Мы надеемся, Вера, что впредь вы будете благоразумны, и подобного недоразумения с вами никогда не произойдёт, не так ли?.. И вы впредь не огорчите ни родителей, ни нас. Да, не правда ли?..
Однако же потрясение было так велико, что Вера всё ещё не могла, да и не желала непринуждённо общаться с окружающими. Не прекращалось головокружение, похожее на опьянение. Безостановочно кинематографическим потоком мелькали перед её глазами лица, а моментами то ли звучали, то ли вспоминались обрывки их речей. А иногда вдруг наплывали страшные картины её безумной попытки свести счёты с жизнью. Вот она мучается, терзаемая сомнениями, прохаживаясь напротив вагоноремонтного депо, вот бежит по путям наперерез пассажирскому поезду и падает ничком на холодный рельс и, чтобы не видеть накатывающую на неё смерть, зажмуривает глаза и обхватывает руками голову!.. Ах, как всё это ужасно!..
– Ну конечно, она не будет! Она умница, она у нас молодчина! – ответила за пострадавшую Степанида Тимофеевна, гладя Веру по голове. – Скажи «да», Верочка, пусть он успокоится. Ведь правда, «да»?
– Ага-ага, – меланхолически поддакнула та, не понимая, что подтверждает.
– Ты ещё не поблагодарила своего спасителя? – шептала Вере девушка из справочного бюро. – Вон он, стоит рядом с начальником станции в коричневой кожаной куртке, видишь? Надо бы…
Вера поморгала, отгоняя навязчивые видения, заставила себя приковать взор к широкоплечему парню, на голове которого красовалась вязаная шапочка синего цвета. Он стоял вполоборота к начальнику и о чём-то с ним беседовал. Других мужчин, не считая милиционера, в дежурке не было.
– Я не знаю… Как-то неудобно… Я как-нибудь потом, – пробормотала Вера.
«Как всё это странно, – размышляла она, разглядывая Волегжанина. – Мой спаситель! Какое необычное, торжественное слово!.. Где она его слышала?.. Ах, да, Спасителем христиане называют Иисуса Христа. Изображение его на иконе, что в переднем углу висит. Мать иногда по большим религиозным праздникам молится на икону… Но откуда он, этот парень, взялся на путях?! Ведь никого поблизости, да и в отдалении, не просматривалось там, это я отчётливо помню, хотя меня лихорадило, и вообще всё происходило как в кошмарном сне!.. Он действительно как будто с неба свалился и отдёрнул меня из-под самых колёс электровоза. Спаситель! Да, спаситель! Если бы не он, сейчас я не сидела бы вот тут на диване, а лежала в морге! Жуть! Страшно подумать!..»