Книга Слезы темной воды - Корбан Эддисон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пол, ждавший ответа затаив дыхание, выдохнул. «Если бы командовал Мастерс, а не Редман, – захотелось ему сказать, – мы бы сейчас здесь не оказались».
* * *
Через час Пол сидел в пустой соседней аудитории, рядом с ним стояла камера на штативе, на полу у ног – цифровой диктофон. Весь верхний свет был выключен, и освещалось помещение лишь лампой, стоявшей рядом на столе. Пол расставил мебель с умом, создав пространство для разговора, не для допроса. Многие полагают, что для того, чтобы получить информацию от допрашиваемого, ему нужно создать максимальные неудобства. В действительности же всегда происходит наоборот. Чем больше уважения к себе чувствует подозреваемый, тем больше вероятность того, что он не будет таиться.
Пол услышал стук в дверь. Через несколько секунд в комнату вошел Исмаил в сопровождении корабельного каптенармуса и специального агента из Службы криминальных расследований ВМС США, или СКР ВМС. Пират был одет в зеленую робу, руки и ноги в кандалах, на голове – мешок. Каптенармус подвел его к стулу напротив Пола, а офицер СКР стал снимать встречу на ручную видеокамеру.
– Кандалы я бы оставил, – сказал Полу каптенармус.
Пол покачал головой:
– Никаких кандалов. Он мне не угрожает.
Каптенармус удивленно поднял брови, но послушался и снял с пирата оковы и капюшон. Под мешком уши Исмаила были закрыты наушниками, а глаза – рабочими очками, залепленными непрозрачной лентой. «Они точно не хотят, чтобы он знал, где находится», – подумал Пол, когда каптенармус освободил глаза и уши пирата. Моргая, Исмаил осмотрелся и остановил взгляд на Поле. Его лицо имело отсутствующее выражение, глаза были налиты кровью. Как только он расположился на стуле, агент из СКР включил на запись стоящую на штативе камеру и вместе с каптенармусом удалился в угол помещения.
– Вас зовут Исмаил, а не Ибрахим, – будничным тоном начал Пол. – Похоже, я многого о вас не знаю.
Пират посмотрел на него пустым взглядом.
– Моего деда звали Ибрахим, – медленно произнес он. – Он погиб во время авиаудара, нанесенного по приказу генерала Гаррисона в тысяча девятьсот девяносто третьем году, вместе со многими другими сомалийскими старейшинами, которые хотели мира. Они были готовы сотрудничать с Америкой и верили, что Америка станет сотрудничать с ними. Я совершил ту же ошибку. Ваша страна не заинтересована в мире, если это мир не на ее условиях.
Пол встретил его взгляд.
– Мне жаль, и я не горжусь многими вещами, которые сделала моя страна. Но вы здесь не из-за этого, верно? Вы попали сюда, потому что один человек мертв, а его сын – юноша примерно вашего возраста – находится между жизнью и смертью. Что на это сказал бы ваш дед?
Исмаил остался бесстрастен.
– Он бы сказал вам то же, что сказал моему отцу: доверие подобно огню. Если его уважать, оно согревает ночью, если с ним обращаться плохо, оно уничтожает все на своем пути. Я нахожусь здесь, потому что обманули мое доверие. Похоже, я все равно оказался бы здесь, что бы ни случилось.
«Он имеет в виду надувную лодку», – подумал Пол и не стал наступать на мину.
– Так значит, вы член «Шабааб». Исламист. Вы ненавидите Америку из-за войн, которые мы вели на мусульманских землях.
Пират твердо посмотрел на него:
– Я мусульманин. Я верю в то, что нет иного Бога, кроме Аллаха, и что Мухаммед его Пророк. Я воевал за «Шабааб» в Кисмайо и во время Рамаданского наступления в Могадишо. Вы знаете, что я думаю об Америке.
Пол обратил внимание на употребление прошедшего времени.
– Вы работали на «Шабааб», когда захватили яхту? Поэтому вы изменили курс и пошли не в Хобьо, а на Могадишо?
– Что говорят мои люди? – спросил Исмаил.
– Они говорят, что вы все время были в «Шабааб», – ответил Пол. – Говорят, что повиновались вам, потому что вы пригрозили сдать их в «Амният».
Впервые Пол заметил, что глаза пирата засветились от чувств.
– Верьте им, – наконец сказал Исмаил. – Они хорошие ребята. Они не хотели, чтобы так произошло.
– Это означает, что вы лгали мне? – спросил Пол, добавив в голос негодования. – Вы собирались доставить заложников на берег, даже получив выкуп?
Исмаил сложил руки на коленях, лицо его снова превратилось в маску.
– Мы солгали друг другу, Пол. У каждого из нас были свои причины. Но сюда нас привела ваша ложь.
– Значит, вы их расстреляли? – воскликнул Пол, перестав сдерживать гнев. – Подняли автомат и застрелили Дэниела и Квентина Паркеров. Это вы хотите мне сказать?
Выражение лица пирата не изменилось.
– Я предупреждал вас, Пол. Я предупреждал ваше правительство. Вы не послушали. Вы сами это накликали.
Пол подался вперед, сверля Исмаила напряженным взглядом:
– Знаете, что они с вами сделают? Они вас распнут. Они насадят вас на булавку и выставят на всеобщее обозрение в назидание другим. Вам это нужно? Хотите, чтобы ваша семья через это прошла?
Что-то из сказанного Полом задело Исмаила за живое. Он увидел это, заметил едва уловимое подергивание лицевых мышц пирата. Этого он и ждал. Исмаил притворялся. Пол знал это точно так же, как знал свою собственную душу. Но что скрывалось за этой маскировкой и почему пират решил ее надеть – этого он не понимал. Более того, благодаря безграничной мудрости Бюро, не ему предстояло это выяснять. Теперь это было дело Прессли, а человека из Нью-Йорка истина не интересовала, его интересовало только возложение вины. Полу был нужен свой человек, тот, кто возьмет лопату и станет копать с беспощадной решительностью до тех пор, пока не докопается до истины.
Ему была нужна Меган.
Он заглянул в глаза Исмаила и сказал на прощание:
– Надеюсь, вы найдете хорошего адвоката. Видит бог, он вам понадобится.
Рикошеты
Остановись у палаток, развалины обрыдай, стенам обветшалым вопрос вековечный задай; Узнай ты у них, где твоих ненаглядных шатры, где след их в пустыне, поклажа, стада и костры[34].
Бивер-Крик, Колорадо
21 декабря 2011 года
Снег, мягкий и белый, как гусиный пух, сыпался из облаков. Пол чувствовал, как края лыж ровно прорезают снежную пудру вперед-назад, вперед-назад с размеренностью метронома. Двойной черный ромб трассы Блэк-бэр-глейд был настолько же крутым, насколько и узким, как стрела, пробившая лес, но Пол не чувствовал страха. Он был один на один с горой и снегом. Глаза его были открыты, кровь бежала по венам. Он был жив, и все остальное не имело значения.
В конце спуска он сделал резкий поворот и понесся вниз по ущелью, как ядро из пушки. Краем глаза он увидел, как какой-то лыжник упал посреди Оспри, другой трассы повышенной сложности. В следующее мгновение Пол потерял его из виду, и одиночество вернулось. Он сосредоточил все внимание на настоящем. Он чувствовал покалывание морозного ветра на щеках, боролся с жжением молочной кислоты в бедрах, слышал шуршание лыж по снегу. На краткий миг – драгоценное мерцание во времени – тоска отступила, и он обрадовался тому, что приехал сюда.
