Книга Третья жена - Лайза Джуэлл

Отец, я прочла эти письма теперь, когда прошло столько времени, и не могу поверить, что это моя работа. Они похожи на творчество сумасшедшей, злобной, свихнутой. У меня было впечатление, что внутри у меня живет чудовище. Я ненавидела себя. И до сих пор ненавижу. Честно, не могу поверить, что оказалась способна на такое.

Последние полтора года были сущей пыткой. Когда я услышала в автобусе, по дороге на работу, про Майю, меня вырвало. Я решила, что убила ее. Господи! Хотелось бы мне попробовать объяснить, что я чувствовала, почему делала это, но это слишком трудно.

Когда ты ушел от Кэролайн, я была страшно зла на тебя. Знал бы ты, как я старалась смириться с твоим уходом от мамы, от нас, как трудно было по-прежнему любить тебя после этого плевка мне в душу. Если бы не мама, у меня ничего не получилось бы. Она – само великодушие, сама мягкосердечность. Я брала с нее пример. Не могла дать волю своему гневу, щадя ее, поэтому постаралась стать частью твоей новой семьи. Я никогда не осуждала Кэролайн, наоборот, подружилась с ней. Я полюбила всех малышей, как свою стопроцентную родню. Я действовала по принципу: «Не можешь победить – примкни». И ТУТ ТЫ БЕРЕШЬ И УХОДИШЬ! Мне хотелось тебя убить!!! Я тебя ненавидела! Причем гораздо сильнее, чем когда ты бросил нас. А потом я познакомилась с Майей – такой милой, молодой и – НИКАКОЙ! Вот чего я никак не могла взять в толк. Понимаешь? Ты бросил Кэролайн ради ЭТОГО! Извини, я рассуждаю как последняя стерва. Я стерва и есть. Но я была не одинока. Никто не понимал, что происходит. Дети говорили мне то, чего не могли сказать тебе. Вот я и подумала, что хотя бы ради детей смогу заставить ее уйти. Я думала, что поступаю в общих интересах, ради истинного блага. Никто не знал, что я пишу эти письма, даже Отис.

Вряд ли я вправе просить тебя сделать что-то или быть таким или другим, могу разве что умолять тебя о прощении. Да, та женщина в пабе сказала, что Майя не покончила с собой, но откуда ей знать? Это навсегда останется со мной. Я хотела, чтобы она просто исчезла. Я была дурой. Это послужило уроком, я стала лучше. Просто надеюсь, что когда-нибудь ты сможешь посмотреть на меня так, как смотрел всегда, – как на самую чудесную девушку на свете. Но не стану тебя осуждать, если этого не случится.

Люблю тебя, папа. Пожалуйста, вернись домой.

Твоя Кэт.

Дорогой отец,

я еще не дописал свое письмо. Скоро я тебе его отдам.

С любовью,

Отис.

Дорогой папочка,

я хочу, чтобы ты снова был счастливым. Чтобы постригся. Чтобы встречался с мамой. Чтобы прогнал Пола Уилсона. Чтобы опять делал со мной уроки. Чтобы опять спал в спальне у мамы. Чтобы больше не покупал мне на день рождения коньки, а купил что-нибудь удивительное, а что – сам придумай. Хочу, чтобы у тебя опять был толстый животик. Я хочу жить в нормальной семье, как раньше. Хочу, чтобы ты ел со мной томатный суп с хлебом всегда, а не раз в неделю. Хочу, чтобы по утрам ты был внизу. Хочу всегда рассказывать тебе свои сны, пока совсем не вырасту и не перестану рассказывать папе свои сны.

Я тебя люблю,

Перл.

Дорогой папочка,

я хочу, чтобы ты вернулся домой. И щекотал мне пятки. Пожалуйста.

С любовью,

Бью

47

В этот раз, отправившись на встречу с Эдрианом в увитый плющом пивной дворик людного айлингтонского паба, Кэролайн не надела дешевый дождевик. Она нарядилась в стиле «Пол Уилсон»: в обтягивающее платье с глубоким вырезом. Светлые волосы были завязаны в тугой хвост, один глаз прикрывала бесхитростная челка. Кэролайн подвела глаза, в ушах были серебряные серьги, на ногах – сандалии. Ей можно было дать 28 лет.

При ее появлении Эдриан встал и поприветствовал ее так, как делал всегда: расцеловав в обе щеки. Но сейчас он вложил в это гораздо больше чувства.

– Отлично выглядишь! – похвалил он.

Она не возвратила комплимент. Вместо этого достала из сумочки телефон, включила, проверила, выключила и аккуратно положила на столик перед собой, рядом с солнечными очками.

В углу пивного дворика стоял огромный экран, показывавший Олимпиаду. Эдриан сел к нему спиной, чтобы ни на секунду не отвлекаться. Он налил Кэролайн вина из бутылки, стоявшей на столе, при этом у него подрагивала рука. Во взгляде Кэролайн читалось: «Ничего, понервничай немножко!»

– Как дети?

– Хорошо, – ответила она. – После вчерашней ночи обстановка несколько разрядилась. Отис вообще стал совсем другим.

– А Перл?

– Не знаю, – сказала Кэролайн, водя пальцем по дужке очков. – Молчит. Думаю, она подозревает, что Кэт имеет отношение к письмам. – Она вопросительно взглянула на Эдриана, он кивнул.

– Ты готова? – спросил он. – Рассказать?

Кэролайн нервно махнула рукой.

– Валяй.

И Эдриан все ей выложил: про чат в скайпе, про письма Кэт, про Люка и Майю. После этого, пристально глядя на Кэролайн, он спросил:

– Ну, как ты теперь относишься к Кэт?

Кэролайн передернула плечами.

– Даже не знаю, – начала она. – У меня противоречивые чувства. Но в основном грустные. Мне понятно, к чему она стремилась. Но она – ты уж не сердись – не самая яркая звезда в небе. Не очень зрелая для своего возраста. – Она пожала плечами. – Она поступала, как школьница: жестоко и по-дурацки.

– Знаешь, – сказал Эдриан, – вчера вечером я обсуждал это со Сьюзи, и она кое о чем мне напомнила. Я совсем забыл об этом происшествии. Когда Кэт была подростком, ее на неделю выгнали из школы за издевательство над одноклассницей.

Кэролайн приподняла брови.

– Да. Не то в двенадцать, не то в тринадцать лет. Как раз теперешний возраст Отиса. В середине четверти к ним пришла новенькая. Она всем понравилась. Мальчишки с нее глаз не сводили, девчонки скрипели зубами. Она стала вторгаться на территорию Кэт. Та сделала вид, что с ней дружит, а сама распространяла про нее гадкие слухи и всех настраивала против нее. Та девочка пожаловалась своей матери, а мать оказалась директрисой другой школы и хорошо знала, как поступать в таких случаях. Кончилось тем, что Кэт выгнали и заставили письменно просить у девочки прощения. Так, во всяком случае, мне все это виделось из твоей постели, за дюжину миль от места событий. – Он насмешливо приподнял бровь. – Я думал: девчонки есть девчонки. Мне не приходило в голову считать ее ужасной.

– А ты считаешь ее ужасной?

– Нет. – Эдриан вздохнул. – Конечно, нет. Я считаю ее одной из жертв огромного грузовика – ее папаши, подвинутого на серийных адюльтерах.

Они с Кэролайн переглянулись.