Книга Необходимый грех. У любви и успеха – своя цена - Джулия Кеннер

Он замолкает и продолжает после долгой паузы совершенно ровным тоном:

– Но меня нельзя назвать невиновным.

Глава 24

Я уверена, что ослышалась.

– Нет, что ты говоришь?! Рихтер покончил жизнь самоубийством. Он выпрыгнул из окна.

– Да, он действительно упал и разбился.

Я всматриваюсь в лицо мужчины, которого так сильно люблю. Способен ли он убить человека?

Да, способен. Он убьет, чтобы защитить меня, в этом я совершенно уверена. И он убьет, чтобы защитить себя. Неожиданно я перестаю сомневаться в том, что Дэмиен сказал мне. Я начинаю дрожать, но не от ужаса того, что он мог сделать. От страха его потерять. Я боюсь, что его осудят за то, что он защищал себя. Защищал от человека, который был настоящим монстром.

– Ники, – говорит Дэмиен бесконечно грустным голосом и встает с кровати. – Прости, но мне лучше уйти.

– Нет! – Я хватаю его за руку и тяну назад на кровать. – Не уходи. Ты сделал то, что должен был сделать. То, что должен был сделать твой отец. Если бы я тогда была с тобой знакома и знала, что творит твой тренер, я бы эту сволочь своими руками задушила.

Дэмиен медленно закрывает глаза. Мне кажется, что я вижу на его лице чувство облегчения.

– Расскажи мне, что именно произошло, – прошу я тихим голосом.

Он отпускает мою руку и встает. Он стоит, повернувшись ко мне спиной, и не шелохнется.

– Дэмиен?

– Все это началось, когда мне было девять лет. Он начал меня трогать. Он стал мне угрожать. Я не буду рассказывать тебе подробности, потому что не хочу, чтобы они оставались ни в моей памяти, ни тем более в твоей. Я ненавидел себя за все происходящее. Не потому, что мне было стыдно, нет, мне не было стыдно. Просто потому, что я не мог его остановить.

Он поворачивается ко мне лицом.

– Тогда я понял, что такое сила и власть. Это то, что может тебя защитить. А в то время у меня не было ни того, ни другого.

Я молчу, затаив дыхание.

– Так продолжалось несколько лет. Со временем Рихтер стал мне еще больше угрожать. У него были фотографии. – Он глубоко вздыхает.

– Так что же произошло? Как он погиб? – спрашиваю я. Я не хочу, чтобы он по новой пережил эти годы, я просто хочу знать, как умер его тренер.

– Он ни разу меня не изнасиловал, – говорит Дэмиен совершенно без всяких эмоций, и от этого спокойного голоса у меня по коже бегут мурашки. – Тогда мне было четырнадцать, и мы тренировались в теннисном центре в Мюнхене. Однажды ночью я поднялся на корты, которые были расположены на крыше здания. В ту ночь я никак не мог заснуть. Я был какой-то нервный. Рихтер тоже поднялся на крышу. Он выпил, я почувствовал это по запаху перегара. Я хотел уйти, но он меня остановил. И впервые в жизни попытался меня изнасиловать.

– И тогда ты столкнул его с крыши? – Я едва слышу собственный голос, так сильно стучит мое сердце.

– Нет, – отвечает Дэмиен.

– Так что же произошло?

– Мы подрались. Я ударил его ракеткой. Он вырвал ракетку и ударил меня по затылку. К счастью, рана была незаметной, а то у полиции могли бы появиться вопросы. В общем, мы подрались. Рихтер стоял на краю крыши за высокой загородкой вокруг корта, которая не дает мячам вылететь. Если честно, я не помню, как именно все это произошло. Он ударил меня, потом я сильно ударил его. Он попятился и обо что-то споткнулся. Он был пьян, и у него просто ноги заплетались. Он упал, но ухватился руками за край крыши и повис. Он позвал меня на помощь. Но у меня ноги словно приросли к полу.

Я чувствую, что на время этого рассказа перестала дышать.

– Я стоял и смотрел на него. Он заорал на меня. У меня дико болела голова от удара. Я сделал к нему шаг, но потом остановился. И потом он сорвался и упал. – Дэмиен закрывает глаза. – Я вернулся в свой номер, но так и не смог заснуть. На следующее утро ко мне прибежал помощник тренера и сказал, что Рихтер погиб.

– Но никто не сможет обвинить тебя в его смерти. Ты не сделал ничего плохого.

– Я мог его спасти. Я мог бы подойти и протянуть ему руку.

– Перестань! «Мог бы» не считается.

– Да я ни о чем не жалею.

– Дэмиен, тебе надо рассказать все это полиции.

– Что рассказать? Как он со мной обращался?

– Конечно, – отвечаю я.

– Нет.

– Но…

– Ники, я сказал «нет».

Я глубоко вздыхаю.

– Что же теперь будет?

– Я поговорил с Чарльзом. Мы завтра летим в Мюнхен. Он уже собрал команду адвокатов. Я надеюсь, они смогут меня защитить.

– А что там немецкие функционеры от тенниса? – спрашиваю я. – Чарльз и твой отец очень хотели, чтобы ты присутствовал на церемонии открытия теннисного центра. Эти немцы могли бы тебе чем-нибудь помочь?

– Думаю, да.

– Но при этом ты говоришь, что всю эту кашу заварил твой отец.

– Мне так кажется. Я понятия не имею, что творится в голове моего отца. До того, как я договорился с Паджеттом, я два раза встречался с отцом. Если вспомнить твой разговор с Карлом, у меня есть серьезные подозрения, что ко всему происходящему мой отец имеет прямое отношение. Мне кажется, отец рассказал Паджетту об уборщике Шмидте. Этот Шмидт, судя по всему, видел какую-то часть моей драки с Рихтером.

– Так, значит, Паджетт угрожал тебе именно этим? Он хотел, чтобы этот Шмидт дал против тебя показания?

Карл говорил мне, что Дэмиена ждут большие проблемы, и возможно, он имел в виду именно уборщика.

– Мне так кажется. Паджетт требовал денег для себя и для моего отца, который за кулисами дергал всех за веревочки. Но когда Паджетт принял мое предложение, все планы отца расстроились. Вот он и сообщил немецкой полиции про уборщика. Если честно, я не ожидал, что все это зайдет так далеко. Все эти события давно в прошлом, и во время расследования смерти Рихтера у полиции не было подозрений, что это убийство. Отец просто хотел запугать меня, чтобы стрясти денег.

– Твой отец – настоящий сукин сын.

– Это точно, – грустно кивает Дэмиен.

– Но ты выйдешь из этой ситуации живым и невредимым, – искренне говорю я.

– Вот в этом я не очень уверен, – признается он. – Но давай уже оставим эту тему.

Я протягиваю ему руку.

– Хорошо.

Дэмиен смотрит мне в глаза.

– Мне надо было раньше рассказать тебе об этом.

– Это точно, – соглашаюсь я. – Но ты уже обо всем рассказал.

Грусть в его глазах сменяется нежностью, он улыбается, и мою спальню словно освещает солнечный свет.