Книга Двоеженец - Игорь Соколов

Увидев меня, этот человек сразу же заплакал и, протягивая ко мне руки с короткими толстыми пальцами, прошептал: «Ты не можешь обнять меня как родного брата?!»

Скрыв свое удивление и совершенно не испытывая никакого страха, а только одно любопытство, я обнял его. Незнакомец тут же успокоился и присел со мною рядом, он на стул, а я на кровать.

– Моя фамилия Яшанин, – прошептал он, – а имя мое тебе знать совсем необязательно! А пришел я к тебе, потому что скучно, и еще потому, что мне есть чего тебе рассказать! Кстати, только за то, чтобы попасть к тебе в палату, я заплатил санитару 100 рублей!

– Откуда у вас деньги?

В ответ он тихо засмеялся и только спустя минуту прошептал: Когда ко мне в палату приходит санитар, я его гипнотизирую, и он мне отдает 100 рублей, а потом я эти 100 рублей отдаю ему назад, но уже за услугу!

Ты, конечно, спросишь меня, почему я тогда не гипнотизирую врачей?!

Что ж, я отвечу, уровень их интеллекта, а также сила воли с определенной долей бдительности, присущей их профессии, не позволяет мне их загипнотизировать! Конечно, врачи, как правило, гипнозу не поддаются!

Однако я хотел рассказать не об этом, а о том, что больше всего беспокоит, наверное, каждого человека, то есть о Смерти!

Люди слишком несчастные создания, чтобы всерьез задумываться о таких вещах, поэтому думают они об этом или через страх, когда им Смерть уже наступает на пятки, или легкомысленно, когда им Смерть кажется еще далеким и несбыточным сном!

– Ну, это как еще сказать, – усмехнулся я.

– Я требую от тебя не внимания, а молчания, что означает иногда одно и то же, – неожиданно прикрикнул на меня Яша-нинов. По нему было видно, как он сильно волнуется, даже постукивает пальцами по собственным коленям.

– Если бы вы вслушались в тихий шелест кладбищенских деревьев и посетили гробы и камни ближних своих, – прошептал он уже успокоившимся голосом, – я знаю, что иногда легче спрятаться в собственной шкуре, нежели чем пялиться на любое упоминание о собственной Смерти.

Однако разве ты никогда не просыпался и не удивлялся тому, что твое пробуждение подобно непонятной сказке твоего же рождения, его притягательному чуду и что весь мир, окружающий тебя, царит здесь также по неизвестным причинам, и только в отдельном каком-то промежутке времени и пространства, где сейчас царишь, – находишься сам ты…

Мы одинаково с тобой страдаем и не хотим думать о том, что будет с нами после, а разница между нами лишь в том, что я уже существовал, а ты еще только существуешь…

– Да, это просто галиматья какая-то, – усмехнулся я.

– Может, и галиматья, – вздохнул он, – но не всякая, а очень даже остроумная, потому что ничто не может сравниться с единственным фокусом бытия – твоим же собственным исчезновением! Наверное, исчезновение более мудрое название, чем Смерть…

– Н-да, – пробормотал я, но Яшанин самозабвенно говорил шепотом, как будто он говорил не со мной, а с Невидимым Богом.

– Однажды на кладбище, – продолжил он свою речь, – я с удивлением обнаружил старика, который разговаривал с прахом своей жены как с живой и постоянно целовал ее фотографию на памятнике, однако более всего я был удивлен, что старик планировал с ней свою будущую жизнь и что-то ей обещал, при этом самые вечные, более отстраненные понятия так были перемешаны с земными, бренными, что получалась, как ты выразился, какая-то галиматья, да-с, очень странная вещь, из-за которой я верил всему, что говорил этот несчастный, чуть подвыпивший старик.

– И почему наше сознание никогда не исключает той мысли, что раз мы существуем, то мы существуем всегда, – неожиданно призадумался я.

– Да, да, это очень верная мысль, – обрадованно пошептал Яшанин, – тут есть над чем задуматься!

К сожалению, люди малоопытные в таких вопросах почему-то стараются все время молчать, уподобляясь мертвым, хотя их исходное живое состояние постоянно требует своего внутреннего определения, на котором бы и располагался весь смысл их жизни. Один академик позволил себе как-то заметить, что целью всякой жизни является Смерть. Я немного призадумался над его книжонкой, а потом понял, что это просто научная тавтология.

– Наверное, мы слишком ограничены разрезом собственных глаз, поверхностью тела, чтобы слишком далеко уходить за рамки собственных представлений о времени и о пространстве, а уж тем более о Смерти, – задумчиво прошептал я.

– Ну, нет, не думаю, – не согласился со мной Яшанин, – если обратиться к языку, к визуально-метафизическим истокам, то слово «время» происходит от глагола «вреть», «врети», означающего «кипеть», «источать», «кишеть», «копошиться» во множестве, и, наконец, испускать из себя жидкость. А все живое на земле состоит на 90% из воды. Измерение времени человеком состоит в долгом ожидании и надежде на что-то такое, что он и сам объяснить себе никак не может.

Так слово «год» имеет один корень с глаголом «годить», «ждать» (переход «г» в «ж»), слово «час» происходит от глагола «чаять».

«Минута» – от глагола «миновать». В то же время «время» и «пространство» могут быть объединены в одно слово, например, устаревшее «покамест», иными словами, «час места». Это определение очень символично, ибо указывает на единство пространства и времени.

– И почему вы здесь оказались? – удивленно прошептал я.

– Сейчас не об этом речь, – обиженно вздохнул Яшанин и продолжил свои рассуждения, – однако наиболее глубокое понятие о жизни и смерти выражается словом «крест», производное от глагола «крестить», что означает «оживить» и «высечь огонь из кремня огнивом». Одновременно крест – это Символ Веры (церкви, христианства) и Символ Смерти (казнь в древнем Риме, распятие Христа), стоящий на могилах, но именно в изначальном смысле крест на могиле ставится как символ воскрешения, символ жизни грядущей и обновленной. В цифровом изображении Смерть у разных народов представлялась по-разному. Как известно, в Библии, в Откровении Иоанна число Дьявола-зверя изображалось тремя шестерками, однако в древнем Израиле была и цифра более страшная, цифра «13», которая писалась одинаково со словом «Смерть», и именно эта цифра у многих народов вызывает больше страха и опасения. В Японии боятся цифры «4», которая читается как иероглиф Смерти. Вместе с тем, у креста четыре стороны, как и четыре стороны света, и на могилы носят чаще 4 цветка, то есть кратное количество цветов, а цифры «9» и «40» были днями поминовения усопших и окончательного прощания с их душою еще в древнем Египте, а впоследствии вообще трансформировались в мировое представление о Смерти. Если же рассматривать число «13» как символ человеческого Небытия, то возможно, что цифра «1» означает самого человека, а цифра «3» трехмерное пространство, обозначающее количество переходов человека из одного мира в другой… Также вполне возможно, что наше сознание изначально несет в себе информацию о том свете как месте нашего возникновения, для последующей передачи этой информации в другой, неизвестный нам мир…