Книга Темный дом - Максим Хорсун

– Если бы я мог забрать это… – Садовников протянул Виталику руку. – Ну хотя бы на какое-то время…

– Виталюня! Костыль! – прокричал с третьего этажа Большой. – Вы там живы, в натуре?

– Живы! Не кричи! Всех мутантов всполошишь! – рявкнул в ответ Виталик.

Садовников пулей метнулся вперед. Скрутил мальчишку, как щенка. Прижал его к стене. Не обращая внимания на приглушенные вопли, расстегнул молнию на камуфляжной куртке, оттянул борт, сунул руку во внутренний карман. Пальцы ощутили тепло и стеклянную гладкость корпуса неизвестного артефакта.

– А врать-то нехорошо, Виталюня… – выдохнул Садовников. – Нехорошо!

– Не тронь! – Мальчишка извивался, как уж. – Это мой подарочек на Новый год!

Тяжелая лапа опустилась Садовникову на загривок.

– Костыль! Ты чего удумал? – изумился появившийся будто из ниоткуда Большой.

– Антоха, ты… это… – попытался было объясниться Садовников, но не тут-то было: браток скрутил его так же легко, как сам сталкер до того обездвижил мальчишку.

– Крыша съехала, да? – приговаривал Большой, играючи отбирая у Садовникова автомат и стискивая ему глотку похожей на экскаваторный ковш пятерней. – Ты чего беспредельничаешь? Ты понимаешь, чей это сын?

– «Трубка»! – выпалил сталкер. – У пацана «трубка»! Она опасна! Это – Зерно Зоны!

Большой глядел недоверчиво, хватку он не ослаблял.

– Поверь, Антон! – твердил Садовников. – У мальца есть то, что ему принадлежать не может…

Сталкера перебил истошный, почти девичий крик Виталика:

– Большой!

Взметнулись платиновые волосы. Сверкнули лиловым светом глаза. Ангелина вцепилась Большому в плечи. Вокруг ее кистей вспыхнули венцы красно-черного пламени, и браток заорал раненым зверем. Садовников увидел, как руки Ангелины погружаются Большому в спину, прожигая одежду, бронежилет, слой жира и могучие мышцы. Он закричал тоже, а с ними заголосил, что было духу, и Виталька.

Изо рта Большого выплеснулись языки пламени, а затем, вместе с последним выдохом, – облако черного дыма и поток горячей, будто вулканическая лава, крови. Садовникову же, наконец, удалось освободиться из захвата умирающего братка. Он проскользнул вдоль стены, развернулся и кинулся на Ангелину в отчаянной попытке оттащить ее от Большого. Ничего не вышло: мраморно-белая кожа бестии дышала столь сильным жаром, что Садовников, даже еще не прикоснувшись к ней, ощутил будто погрузил руки в кипяток.

Виталик бросился вверх по лестнице. Садовников выругался, в последний раз взглянул на Большого, которому было уже не помочь, затем побежал за сыном сенатора.

Поперек коридора третьего этажа, опираясь спиной на стену, лежал Хыча. Раненый был в сознании, он встретил сталкера пристальным, затуманенным взглядом. Хыча явно держался из последних сил.

– Где ПМ? – выкрикнул Садовников.

– ПМ был у Тохи. Возьми вот. – Хыча подал сталкеру свернутую трубкой голубую папку.

Садовников едва не рассмеялся. Сдалась ему эта «мухобойка»! Ангелину ею не остановить. Но, чтобы не расстраивать умирающего, он все-таки забрал папку и сунул ее под футболку. Эта преданность до гробовой доски сенатору, который без угрызений совести отправил их на убой в ад, готовность защищать его интересы обескураживала сталкера.

– Я задержу, – пообещал Хыча. – Уходи. Помоги Виталюне!

«Ага, как же – задержишь…» – подумал Садовников, но вслух ничего не сказал. Он кивнул, затем переступил через ноги раненого и кинулся дальше по коридору.

Виталик взлетел по стремянке, откинул легкий люк и выбрался на чердак. Садовников последовал за ним. Младший Шимченко, пригнувшись, пробежал под нависающими ребрами стропил, упал за штабелем деревянных ящиков со старой посудой и впавшим в немилость барахлом Ангелины. Мальчишка распахнул куртку, потянул через разрезанный карман артефакт, спрятанный под подкладкой.

Пространство под крышей заполнило золотистое свечение. Вместо того чтобы спрятать артефакт, как и собирался, мальчишка залюбовался его простой красотой. Таким – потерявшим связь с реальностью, восхищенно хлопающим ресницами – его и нашел сталкер.

«Трубка» была около тридцати сантиметров длиной. В глубине ее стеклянистого корпуса угадывались некие ажурные структуры, вызывающие ассоциации с катодом, анодом и нитью накала почти исчезнувших ныне радиоламп и, одновременно, – с органеллами живых клеток. Ее излучение действовало умиротворяюще: глядя на золотистый свет, Садовников ощутил, как его отпускают страх и боль, тревоги и горечь от потерь, отчаяние и предчувствие приближающейся смерти.

Потом начали происходить странные вещи, но Садовников, опьяненный благодатью, которую щедро излучала «трубка», уже ничему не удивлялся. Все шло так, как и должно было.

Он погладил Виталика по голове и отполз, улыбаясь, к кирпичной колонне дымохода.

Одновременно он стиснул на «трубке» грязные пальцы левой руки, потому что правая оказалось почему-то беспалой и короткой.

Он видел, что над Виталиком нависает однорукий сталкер в черной кожаной куртке.

И одновременно глядел на испуганного мальчишку глазами однорукого.

Что-то мягкое потерлось о бедро.

– Хабардаааал… – протянули, точно пытаясь успокоить. – Хабардаааал…

Роскошный хвост скользнул по заросшей щетиной щеке. Мохнатая морда ткнулась Садовникову в бок, как бы призывая сидеть и ни во что не вмешиваться.

– Зачем вы пришли? – процедил с беспомощной злобой мальчишка. – Вы же все испортите… отдай! Отдай! – Он попытался отнять «трубку», однако та была все равно, что в тисках.

– Это не принадлежит тебе, – сказал однорукий сталкер сухим безжизненным голосом.

– Я хотел… – Виталик готов был разреветься. – Чтоб Зона… везде – Зона… мутанты… интересно…

– Когда-нибудь – да, – сказал однорукий. – Когда-нибудь – обязательно, крепко запомни это, мелкий! Неизбежно. Но не в этот раз.

«Трубка» начала медленно гаснуть, однорукий впитывал ее золотистый свет с умиротворенной улыбкой на морщинистом лице. Зерно Зоны, готовое породить новое Расширение, разряжалось. Колоссальная энергия, накопленная в продолговатом корпусе, утекала, точно вода – в никуда, в небытие, из которого явился однорукий сталкер доделать то, что не удалось ему при жизни. Виталик жалобно заплакал.

– Старый! – позвал Садовников. – Старый! Дурак чертов!

Однорукий не отвечал. Он застыл изваянием в восходящем потоке энергии.

– Стой, Гена. – Хабардал боднул Садовникова в бедро, его голос звучал ровно и бесстрастно. – Не мельтеши. Без тебя разберутся.

– Заткнись, – отмахнулся Садовников. – Ты – «белочка». Ты не существуешь.

– Я всего лишь твое зеркало, твой выдуманный друг, – флегматично пояснил Хабардал. – Тебе больше остальных должно быть известно, как часто в Зоне мысли становятся материальными.