Книга Воспоминания о службе - Борис Шапошников

Доклад слушали внимательно. Прения не открывались. Орановский поблагодарил за доклад, а Лукирский предложил послать меня в крупные гарнизоны кавалерийских частей округа прочитать доклад. Орановский тут же согласился. Доволен ли я был своим докладом? Да, доволен. После хорошо прошедших маневров 14-й кавалерийской дивизии под Люблином я теперь завоевывал себе некоторый авторитет в округе и в научных вопросах. Для молодого капитана Генерального штаба, служащего год в Варшавском округе, это был неплохой шаг вперед.

Получив 16 декабря в отчетном отделении штаба округа у Лукирского соответствующее командировочное свидетельство, я выехал в Ченстохов. С него и начал. Затем прочитал доклад в Влоцлавске, Граеве, Белостоке, Владимире-Волынском и в Люблине. Такое турне по округу было тяжеловато, так как по ночам я переезжал из гарнизона в гарнизон, утром представлялся начальнику гарнизона, а вечером делал доклад. Правда, за время поездки познакомился с некоторыми из командиров корпусов, между прочим, с известным потом по катастрофе под Сольдау командиром 6-го армейского корпуса Благовещенским, начальниками кавалерийских дивизий, бригад, командирами полков и офицерами Генерального штаба кавалерийских дивизий. В дороге я встретил и новый, 1914 год. В десятых числах января вернулся в Ченстохов и принялся за свои обычные занятия. Во время моего отъезда в командировку замену красных пакетов по боевой задаче производил старший адъютант по инспекторской части поручик Янсон. Старые пакеты он, не вскрывая, сжигал, составляя об этом акт.

Жизнь шла нормальным порядком. Изредка ездил в Варшаву и бывал у Орановских. Однажды Орановский предложил мне перейти в штаб округа. Я согласился, но хотелось, чтобы вопрос об этом поставили снизу. Уже второй год служил я на периферии и имел право на перевод в Варшаву. Такое предложение мне сделал Лукирский от лица трех адъютантов. Но я попросил Орановского обождать с переводом, чтобы не посчитали, что он «тянет» в штаб своего бывшего старшего адъютанта.

К концу января выпал снег, но пролежал лишь неделю. Однажды мне позвонил адъютант казачьего полка и попросил поскорее прибыть в полк. Я поехал. Вместе с ним выехал на австрийскую границу. Снег растаял, и показались белые полосы, которые не поддавались воздействию солнца. Секрет был прост: австрийцы белой краской покрасили бетонные укрепления, расположенные почти на самой границе. Нанеся их на карту, адъютант вернулся в полк, а я отправился к себе домой, в Ченстохов.

В начале года умер варшавский генерал-губернатор и командующий войсками генерал-адъютант Скалой. Преемником его стал бывший начальник Генерального штаба генерал Я.Г. Жилинский. Вместо него начальником Генерального штаба назначался начальник императорской Военной академии генерал Янушкевич. Назначение Янушкевича на столь ответственный пост было совершенно непонятным: он не соответствовал ему ни по знаниям, ни по характеру. Немецкие газеты считали Янушкевича ставленником Распутина.

Жилинский — коренной гвардеец, женатый на дочери известного в те времена в России богача Юсупова-Сумарокова-Эльстон, около полутора лет командовал 14-й кавалерийской дивизией. Как рассказывали старые офицеры, он имел любовницу в Варшаве и однажды в один из своих приездов застал ее в передней, целующейся с офицером. Жилинский убил этого офицера, а затем они вложили в его руку револьвер и позвали швейцара, чтобы заявить о самоубийстве молодого офицера. Так это было или нет — ручаться не могу. Замятое «каторжное» дело не помешало Жилинскому быть и начальником русского Генерального штаба, и главнокомандующим армиями Северо-Западного фронта во время мировой войны, и, наконец, представителем России на союзнических конференциях в Шантильи.

Занятия шли нормальным ходом. Новиков почти не ездил по полкам, поэтому и мы сидели в штабе. Правда, я все же для проверки некоторых вопросов выезжал в полки и поддерживал тесную связь с командирами и офицерами полков.

Неожиданно серьезно заболел начальник штаба Вестфален. Оставшись за начальника штаба, я едва успевал справляться со всеми обязанностями. Странное впечатление производил начальник дивизии, ежедневно посещавший штаб. Он подписывал бумаги, в делах подготовки дивизий никакой активности не проявлял и был очень опечален болезнью своего коня. Через несколько дней коню стало лучше, повеселел и Новиков, и я каждый день узнавал от него, сколько за день его конь выел овса.

По молодости лет меня это сначала возмущало, а потом я привык к этому и был доволен тем, что он не задерживает подписью бумаг. Просиживал он около моего стола не более 30–40 минут, а затем отправлялся к себе домой и больше уже никого не беспокоил.

Болезнь начальника штаба Вестфалена затягивалась, и мне предстояло замещать его по меньшей мере все лето. Жизнь в Ченстохове шла обычным порядком, войска готовились к выходу на специальный кавалерийский сбор под деревню Радучь. 23-я конная бригада была отправлена на Ромбертовский окружной полигон, к востоку от Варшавы, для производства стрельб. Намечалась полевая поездка офицеров Генерального штаба на границу с Восточной Пруссией.

10 июня полки дивизии двинулись походом в район Скерневиц, штаб дивизии также готовился к отправке в эшелонах по железной дороге в деревню Радучь.

Вдруг 15 июня газеты принесли чрезвычайное известие: в Сараево убит наследник австро-венгерского престола Франц-Фердинанд. Никто не думал, что сараевский выстрел будет иметь роковые последствия. С личностью этого отпрыска связывали широкие планы распространения Габсбургской монархии на восток и на юг за счет славян. Убийство Франца-Фердинанда, казалось, сводило на нет мечты об этом государстве и отодвигало угрозу войны. Сараевскому убийству не придавали особого значения. Мало ли убивали коронованных особ? Вспоминался анекдот с убийством в Москве в 1905 году великого князя Сергея Александровича. Когда на месте происшествия собралась толпа, городовой стал убеждать всех разойтись. Какая-то старушка поинтересовалась, кого убили. Представитель власти величественно ей ответил: «Проходи, бабушка, убили кого надо!» Так и с убийством Франца-Фердинанда рассуждали: убили кого надо.

В Радучь мне поехать не пришлось, так как я получил уведомление от штаба округа, что вхожу в состав участников полевой поездки офицеров Генерального штаба и должен 20 июня прибыть в Кольно (к северу от Ломжи). Сделав все нужные распоряжения по штабу 17 июня, выехал в Ломжу.

Полевая поездка офицеров Генерального штаба Варшавского военного округа на направлении Ломжа, Кольно проводилась под руководством начальника штаба округа Орановского. Задание на поездку заключалось во встречном столкновении германской армии, наступавшей от Иоганнисбурга (в Восточной Пруссии. — Б.Ш.) на Ломжу, и русской армии, заканчивавшей свое сосредоточение на линии Ломжа — Белосток и наступающей на Кольно.

Я выступил в скромной роли начальника штаба германской кавалерийской дивизии, командиром которой был симпатичный командир бригады 4-й кавалерийской дивизии генерал Мартынов.

Сначала я произвел рекогносцировку реки Писса, выше впадения ее в Нарев, и представил в штаб руководства данные о проходимости этой реки, а затем уже пошел розыгрыш по дням, причем германская кавалерийская дивизия должна была по западному берегу реки обтекать левый фланг русских.