Книга Единственная и неповторимая - Шейн Уотсон

— Я не знаю. — Саймон провел пальцем по ее ключице. — Давно… может, когда ты была еще в школе.

Джеки подумала о той ночи, когда он поцеловал ее на танцполе. Тогда ей было четырнадцать. Она пришла домой, легла на кровать в своем платье из ткани «фитилек» и открыла на подушке дневник, который вела уже пять лет.

«Мы так любим друг друга, — написала она. — Саша говорит, что я не могу знать, любовь это или просто симпатия, но я знаю, что он думает, а он знает, что я думаю. Все время происходят какие-то события, подтверждающие это, как сегодня, когда они пели «Человек-ракета», и он точно знал, что это значит. И так здорово, что ему не обязательно конкретно говорить об этом со мной, потому что у нас есть это понимание. Как будто мы выше остальных, и, хотя он встречается с другими девочками, он знает, что мы с ним другие».

— Ты помнишь? — спросила Джеки. — Саймон, ты помнишь ту вечеринку, когда впервые поцеловал меня?

Саймон улыбнулся и обвил руками ее талию.

— Еще бы, — ответил он, привлекая ее к себе.

— Ты помнишь, что Сьюзи была совсем рядом с нами? — Джеки отклонилась назад, чтобы видеть его лицо.

— Сьюзи?

— Сьюзи Харкорт… твоя девушка. А у тебя тогда были с собой обезболивающие, которые тебе выписали из-за травмы колена, и ты продавал их другим парням на танцполе. Помнишь?

— Конечно. — Он крепче сжал ее в объятиях.

— А потом ты сказал: «Хватит, это наша песня, и мы не хотим, чтобы нам мешали». И я просто не могла в это поверить, потому что я всегда думала о тебе, когда играла эта песня, — ты не мог это знать.

Саймон медленно подмигнул ей:

— Химия, детка.

— Я знаю. Вот тогда я на самом деле… тогда я начала верить, что это действительно могло случиться… что это может случиться. Знаешь, сегодня, в машине?

— М-м-м?

— Когда ты поцеловал меня, у меня в голове снова играла эта песня, «Человек-ракета», я слышала ее, как будто мы снова были там, на танцполе, под сверкающим шаром.

— Точно, — Саймон хихикнул, — «Человек-ракета».

— Ты же помнишь, — теперь Джеки держала его за лацканы, — мы вышли на улицу, ты накинул мне на плечи свой пиджак и рассказывал о Лондоне, о клубах и ресторанах. Ты пообещал: «В тот день, когда ты уедешь из Нортенгера, я повезу тебя прямо в Пунс и устрою лучшую ночь в твоей жизни».

— Ну и как, я это сделал? — Саймон смотрел на гостей, рассаживающихся вокруг стола.

Улыбка на ее лице словно заколебалась на секунду, а потом Джеки игриво оттолкнула его:

— Нет! Ты же знаешь, что нет. Ты был в Калифорнии. Но ты прислал мне эту трехмерную открытку…

— Точно. Ну… это очень мило. — Саймон улыбнулся и нагнулся, чтобы поцеловать ее. — Думаю, нам стоит сесть за стол, детка. Послушай, я приду и спасу тебя, если увижу, что тебе скучно. Я же могу читать твои мысли.

Бриджит подала мясо прямо с плиты. Она раскладывала жаркое, оно с хлюпаньем падало на тарелки, которые Аманда никогда не использовала, берегла их и даже изредка протирала голубые края средством для блеска. Николас уже нагнулся над своей порцией, и локти рубашки от Вайелла были видны сквозь его любимый старый джемпер, который Аманда давным-давно приговорила к изгнанию из Лондона.

— Пальчики оближешь, мама. Одно из твоих лучших блюд, — сказал Николас, размахивая рукой с кусочком знаменитого содового хлеба Бриджит.

Бриджит восприняла это как сигнал положить ему добавки, затем бросила кусочек на плиту, где мясо тихо зашипело, выпустив тоненький черный дымок.

— Дорогой, передай маме хлебца. — Николас обращался к Людо, который недоверчиво посмотрел на него, но просьбу исполнил. — Аманда, я не знаю, что заставило тебя привезти сюда эти пироги и все остальное, ведь у нас гостит мама. — Николас произнес «мама», как будто это слово обозначало уникальное кулинарное чудо. — Ты же знаешь, ее не удержишь вдали от кухни.

— Хотя было бы интересно попробовать. — Аманда отодвинула хлеб на другую сторону стола. — А дети особенно любят лук-порей и картошку.

— Я вегетарианка, — сказала Кэсс, упорно глядя на мать, как будто желая показать, что это проявление верности далось ей с трудом.

Бриджит поймала взгляд Николаса.

— Ну, Кэсси, ты же сейчас за городом, милая, — сказала она, положив ладонь на затылок девочки, — и мы кушаем бабушкиного барашка, потому что так полагается за городом, правда? Мы берем яички от курочки на завтрак, окорок от мистера Поросенка на обед, ведь так мы просто проявляем внимание к животным, да?

Аманда открыла третью бутылку вина.

— О! — Бриджит остановилась, и нагруженная едой вилка задрожала в дюйме от ее рта.

— Что-то случилось? — спросила Аманда. — Надеюсь, не с мясом?

— Просто… я не пью, дорогая.

— Ну мне больше достанется.

Бриджит выглядела слегка смущенной и удерживала на лице обеспокоенное выражение, пока Николас не поднял голову от тарелки и не заметил его. Аманда наполнила свой бокал до краев и сделала большой глоток.

«Вот так вот все и будет, когда мы разведемся, — подумала она. — Николас будет содержать коттедж, через выходные я обязана буду привозить сюда детей, отдавая их в руки его злорадствующей матери». «Спасибо, Аманда, я присмотрю за ними», — будет говорить Бриджит, вытирая испачканные в муке руки о передник и закрывая за ней дверь. А потом в один прекрасный день на крыльце их встретит свежая молодая женщина в брюках для верховой езды из плиса и с повязанным на шее платком. Она улыбнется при виде детей: «Ну что, все хотят посмотреть на щенков?» И они помчатся в дом, исчезнут из виду, даже не взглянув напоследок на Аманду. У женщины будут руки орехового цвета, на крыльце будут стоять кадки с геранью, которых не было раньше, и за плечом незнакомки Аманда увидит сброшенные в спешке высокие сапоги, валяющиеся кухонные полотенца и шерстяные носки, простые доказательства жизни этой женщины с Николасом. Увидеть это для Аманды будет больнее, чем застать их в объятиях друг друга.

— Дорогая, звонила Милли, — сказал Николас, потянувшись еще за одним куском содового хлеба. — Десятый канал приезжает сюда, чтобы снять меня, а потом они хотят встретиться с ней в Хедланде и немного поснимать, как она заглядывает в комнаты. Она спрашивала, не сможешь ли ты туда приехать и морально поддержать ее.

— Как необычно, — сказала Бриджит. — Такая женщина, как Милли, просит, чтобы ее поддержала… Аманда.

— Ну, мама, Милли понимает, что в присутствии Аманды они не позволят себе ничего этакого, ведь она знает все их хитрые уловки. Да, дорогая?

— О да, хитрые уловки — моя новая специализация. — Аманда посмотрела на Николаса своим самым убийственным взглядом, а он только подмигнул ей в ответ.

— Моя жестокая мышка, — сказал он.