Книга Наследник Тавриды - Ольга Игоревна Елисеева

Лиза гладила мужа по руке, потом прижалась щекой к его ладони и стала целовать кончики пальцев.

— Хребтович убил Арсеньева. По завещанию, ценные вещи достались товарищам. Этот перстень — мне. Я никогда не надевал его. А теперь хочу, чтобы был перед глазами. Однажды я уже совершил глупость.

У Лизы сжалось сердце. Она вдруг почувствовала свою вину. Пушкин ухаживал за ней. Им было весело вместе. По просьбе поэта она играла на рояле. Кто теперь скажет, что не ради него?

— Я в глупейшем положении, — вздохнул Михаил. — Генерал-губернаторы с коллежскими секретарями не стреляются. С другой стороны… согласна ты жить с мужчиной, честь которого запятнана?

— Я живу с отцом моих детей. Самым благородным человеком в мире.

Он наклонился и поцеловал ее в макушку.

— Я не буду дуэлировать. Но при таком темпераменте рано или поздно наш Байрон встретит бессовестного противника…

— Пусть это будешь не ты.

Одесса.

Парадная гостиная в Рено представляла собой зал с внутренней ротондой. Китайские вазы. Дорогие цветы. Окна, открытые в яблоневый сад. Тихая музыка с галереи. В смежной столовой куверты человек на шестьдесят. Графиня не могла себе позволить большой прием. Если бы не слово, данное мужу, она бы вообще никого не пригласила.

Утром 23 июля яхта «Утеха» пристала к одесскому молу. На ней находились только Лиза и Ольга Нарышкина. Михаил расхворался лихорадкой. Стоило жене угнездиться у его постели, как из Одессы пришло известие, что оба ребенка — Александрина и Семен — опять больны. Пришлось спешить назад.

К моменту приезда малыши уже поправлялись. Доктор Хатчинсон поднял тревогу скорее, чтобы не нести ответственности. Когда графиня вступила на порог дачи, опасность миновала. Но она приняла решение больше не рисковать. В Белой Церкви климат и суше, и здоровее… Перед отъездом муж велел непременно принять всех, кто захочет засвидетельствовать свое почтение.

— Мы не частные люди, — повторял он.

Лиза не умела его не слушаться. Но ей было неуютно в одиночестве, и графиня приказала привезти из дома в городе портрет Михаила кисти Лоуренса. Назло всем.

Графа рисовали в 1821 году в Лондоне, вскоре после коронации Георга IV. Воронцов был в генерал-адъютантской форме, со всеми орденами, в романтически накинутом на одно плечо плаще и со шпагой под мышкой. Его лицо дышало благородством, а поза — спокойным достоинством. Так что зритель, глядя чуть снизу, не вдруг замечал, как жестко сжимает рука наместника скомканную белую перчатку. Это было отличное полотно, и Лиза от души пожалела, что теперь при всяком взгляде на него вспоминалась гадкая эпиграмма.

Навестить графиню приехали все, кто имел на это хоть малейшее право. Прибыли чета Ланжеронов, Гурьевы, де Витт, семейство Струдза, множество негоциантов. Чиновники. Конечно, Саша с княжной Волконской.

Трусиха по натуре, Лиза не любила больших собраний, где ей приходилось играть первую скрипку. Но графиня преодолела себя. Подходила к каждому, беседовала, особенно любезно с тем, кого считала врагами мужа. Михаил всегда поступал именно так. Улыбалась, шутила, беспечно рассказывала о путешествии, заверяла, что у наместника легкий насморк. Что здоровье детей прекрасное, а она сама сорвалась с места только из-за чудачества доктора. Ни тени озабоченности. И тут Елизавета Ксаверьевна увидела Пушкина.

В первый момент она не поверила глазам. Как он осмелился явиться в их дом? Графиня даже замедлила шаг. Потом ей пришло на ум, что, быть может, ссыльного оклеветали и тот не сочинял никаких гадостей. Хозяйка вздохнула с облегчением.

— Послушайте, Александр Иванович. — Она взяла Казначеева под руку. — Ведь это неправда, что Пушкин…

— Правда, — очень тихо ответил полковник. — Я сам его спрашивал.

— Зачем же он тогда… — Лиза не договорила.

— Вам лучше знать. — Что-то в голосе Казначеева насторожило ее, и она вскинула на правителя канцелярии глаза, но тот уже низко поклонился, спеша отойти.

«Неужели в моем поведении находят что-то предосудительное?» — ужаснулась графиня. Между тем Пушкин стоял у стены со своим обычным мрачным выражением лица. Его взгляд был прикован к Воронцовой. Собравшись с силами, молодая дама двинулась дальше. Каждый из гостей слышал от нее что-то приятное. Но, поравнявшись с поэтом, Лиза прошла мимо, так словно место было пустым.

— Что нынче дают на театре? — спросила она, ни к кому не обращаясь.

— Комедию «Верная жена»! — Сверчок подскочил сзади.

— Каков наглец! — Графиня даже не обернулась.

Серж Волконский имел точные инструкции относительно Пушкина. Поэты — народ ненадежный. Стихи ссыльного хороши для агитации, но он сам мог оказаться опасен. Осенью в Одессу собирались представители обеих управ из 1-й и 2-й армии, а также делегаты Северного общества. Граф Булгари, Поджио, Юшневский, Абрамов, Бурцев, Пестель, братья Раевские. Половине из них Пушкин был другом. Обойтись без него на этих собраниях не удастся.

— Если уж никак нельзя удалить это стихийное бедствие от наших совещаний, то потрудитесь хотя бы в целях конспирации принять его в общество, — с раздражением сказал Пестель. — Быть может, членство заградит ему уста?

Серж пожал плечами. Он не принимал Пушкина всерьез. С тех пор как генерал женился на Раевской и все семейство сделалось ему родным, он смотрел на поэта глазами сестер Мари и Катрин. Они баловали Сверчка, восхищались стихами, но как о человеке отзывались с легким презрением. Поминутно влюбленный, зверски ревнивый, по-настоящему преданный только своей музе…

Прежде чем принимать Пушкина в общество, следовало посоветоваться с Александром. Родственники закурили трубки, сели на диван и сначала отвели душу, ругая генерал-губернатора, а потом уж принялись за Пушкина.

— Видите ли вы, Александр Николаевич, возможность посвятить его в наши дела?

Раевский надолго задумался. Его отношения с поэтом за последнее время обострились. Сверчок совершал тысячи бестактностей, не замечая, что восторги по поводу графини ранят друга. Он завирался, давая почувствовать, что успех недалек. Все вспоминал тот случай на берегу, когда волна окатила их с ног до головы, и повторял: «Боже, какая фигура! Если бы ты только знал, какая фигура!» Раевский знал. И от этого внутренне сжимался, слушая приятеля.

— Эта дама не про тебя, — наконец процедил он.

Но Пушкин ответил только взрывом смеха: «Посмотрим!»

Теперь стоило решить, что и как сказать о нем заговорщикам.

— Я привязан к Сверчку, — начал Александр, подбирая слова. — Очень. Но вы ведь, князь, не слепой. Характер и темперамент делают его опасным для общества. За ним установлен надзор. И, смею заверить, очень строгий. Хотите вы привлечь внимание полиции только потому, что Пушкин к вам ходит?

Серж заерзал.

— Братья Тургеневы думают сходно с вами. И кое-что предприняли со своей стороны.