Книга Ничего личного - Татьяна Корсакова

– Елена Петровна Колесникова вчера вечером покончила жизнь самоубийством. – Следователь разглядывал Катю очень внимательно. У него были очки с толстыми стеклами, наверное, специально для того, чтобы видеть малейшую ложь. Вот только Катя не собиралась врать.

– Очень драматичная смерть, – следователь теперь смотрел на нее поверх очков. – И прослеживается связь с убийством вашего супруга.

– Какая связь? – В комнате с бойницами было очень холодно, но к холоду Катя почти привыкла.

– Гражданка Колесникова бросилась под поезд на том самом железнодорожном переезде. – Следователь многозначительно приподнял кустистые брови. – А в кармане ее шубы была обнаружена посмертная записка следующего содержания. – Он замолчал, закатил глаза, словно припоминая, а потом сказал: – Сорок дней. Андрей, не могу жить без тебя.

Кате захотелось заткнуть уши, но она продолжала слушать.

– Понимаете, Екатерина Владимировна, какая связь?

– Понимаю.

– А за день до своего самоубийства она звонила вам на домашний телефон…

– Звонила.

– И?.. – Следователь подался вперед так стремительно, что очки едва не слетели на пол. – Зачем она вам звонила?

– Она считала меня причастной к смерти Андрея.

– А вы… непричастны? – Выражение лица следователя сделалось по-детски наивным.

– …А давайте поговорим об этом в моем присутствии. – В комнату с бойницами энергичной походкой вошел немолодой, лысеющий человек, лицо которого Катя часто видела по телевизору еще в прошлой, беззаботной жизни. – Екатерина Владимировна, с этой минуты я ваш адвокат!

Адвокат, Катя так и не запомнила его имени, все решил и все урегулировал, доказал Катину непричастность и невиновность. Ко всем смертям… Ей бы радоваться, а ей было все равно.

Чувства вернулись к ней через неделю. Чужая боль заставила позабыть о своей собственной. Алина, жена Егора, умерла от передозировки. Не помогли ни только что пройденный курс лечения, ни сиделка.

И они поменялись ролями. После смерти жены Егор из опекуна превратился в опекаемого. Теперь уже Катя отпаивала его горячим чаем и почти силой уводила с кладбища. Семь лет жить с наркоманкой, бороться с ее недугом, бояться за ее жизнь, изо дня в день наблюдать, как деградирует любимый человек, – это не всякому под силу. А Егор терпел эту боль, никогда не жаловался и продолжал любить свою жену. Когда Алина умерла, он сломался. Теперь оба они были сломаны, но странным образом Катя чувствовала, что она сильнее.

– Выходи на работу. – Они стояли на кладбище под пронизывающим ветром, и от ветра этого у Кати, кажется, вымерзло все внутри. – Без тебя компания пропадет. Сергей Алексеевич болен, я ничего не смыслю в бизнесе. Вся надежда на тебя. Не бросай нас.

Наверное, она нашла правильные слова или произнесла их в нужный момент, но работа стала для Егора той палочкой-выручалочкой, которой не было у самой Кати.

* * *

Весна наступила как-то неожиданно рано, с ярким солнцем, звенящей капелью и стремительными ручьями. Из окна машины весна казалась особенно желанной. Кате вдруг захотелось выйти, пройтись пешком. До офиса компании оставалось минут десять. Ну, или пятнадцать, принимая во внимание ее нынешнее состояние – на седьмом месяце козочкой уже не поскачешь. Катя почти решилась, но посмотрела на свои тонкие замшевые сапоги и передумала – не хватало только промочить ноги и простудиться. Она поерзала на сиденье, поудобнее устраивая свое утратившее былую гибкость и выносливость тело. Малыш, который весь день вел себя на удивление смирно, недовольно заворочался и пнул ее пяткой под ребра. Катя ахнула, погладила себя по животу, сказала ласково:

– А ты у меня резвый мальчик.

То, что родится сын, Катя уже знала наверняка, сегодняшнее УЗИ не оставило и тени сомнений.

Зазвонил мобильный.

– Привет, как все прошло? – спросил Егор.

– Мальчик, – сказала она и улыбнулась. Только мысли о ребенке заставляли Катю улыбаться.

– Замечательно! Ты в городе?

– Практически рядом с офисом.

– Тогда, может быть, заглянешь ко мне? Напою тебя чаем?

– Егор, появилась какая-нибудь информация?

Всем им была нужна одна-единственная информация. Все они хотели знать, кто убил Андрея. Но ни следователь, ни люди Старика так и не смогли ответить на этот вопрос.

– Дело Колесниковой закрыто. Но по ходу всплыли неожиданные обстоятельства. Ты должна кое-что увидеть.

– Я буду через десять минут. – Катя отключила телефон. День больше не казался ей ярким, серый мир дотянулся до него своим щупальцами.

Дело закрыто. Самоубийство – это очень удобно. Несчастная любовь, трагическая смерть любимого мужчины, нервный срыв… В полиции сказали, что Колесникова была наркоманкой, на ее руках обнаружены следы от инъекций – месячной давности и совсем свежие, в крови – героин. Она находилась под кайфом, когда бросилась под поезд. Вот только бросилась ли Лена добровольно?..

Катя не верила в суицид. Колесникова была не из породы тех, кто готов добровольно расстаться с жизнью. Она пребывала в ярости, хотела наказать убийцу Андрея и не стала бы бросаться под поезд. Значит ли это, что кто-то помог Лене?

Мысль была темной и тяжелой, от нее делалось зябко, но и не думать, не анализировать Катя не могла. А Егор сказал, что возникли обстоятельства. Какого свойства обстоятельства?

Катя была уже у лифта, когда знакомый голос вывел ее из раздумий:

– Добрый день, Катерина Владимировна. – Иван смотрел на нее исподлобья и улыбался ну совсем неискренней улыбкой.

– Здравствуйте. – Катя нажала кнопку вызова. – Как дела?

– Спасибо, все хорошо.

На самом деле Иван преувеличивал, все хорошо было у кого угодно, только не у него. После Катиного побега он едва не лишился работы. Ей пришлось просить Алексея Сергеевича, чтобы парня не увольняли. Не уволили, лишь понизили до охранника, но кому нужна такая протекция? И что он сейчас чувствует?

Тренькнул звонок, распахнулись железные створки, Катя оглянулась – Иван шел прочь от лифтов. Раздумал ехать? Ну и бог с ним! У нее хватало своих проблем. В кабинете Егора ее ждали неожиданные обстоятельства…

Егора на месте не оказалось. Можно было подождать его в приемной, но секретарша, молоденькая, яркая, как тропическая бабочка, девица, смотрела на Катю с таким невыносимым любопытством, что она передумала и решительно толкнула дверь в кабинет.

Кабинет был просторный, светлый и стерильный, как операционная. Оставлять на сияющем паркете мокрые следы стало даже как-то неловко. Катя прошла к рабочему столу, уселась в удобное кресло, с наслаждением вытянула ноги.

На столе лежала папка, тонкая пластиковая папка, каких в любом офисе сотни, если не тысячи. Когда Катя раскрыла папку, ею двигало извечное женское любопытство. В папке лежали снимки. Темно-синий, почти черный «Форд» был сфотографирован в деталях и с разных сторон. Он стоял на обочине дороги, рядом с тем самым роковым переездом, наверное, именно поэтому и удостоился такого пристального внимания. Его бампер был помят, а на лобовом стекле болталось розовое сердечко. Катя уже видела похожее. Или точно такое же? Руки, только-только начавшие согреваться с улицы, снова онемели, и снимки теперь приходилось перебирать деревянными, непослушными пальцами, а дышать и вовсе получалось через раз.