Книга Останься со мной навсегда - Назира Раимкулова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Станция Луговая. До Бишкека осталось совсем немного, пять часов.
Мама заснула тревожным сном. Перед Бишкеком она разговаривала с сыном о жизни.
Приехали. Снег хрустит под ногами, пар выдает горячее дыхание людей. Мама что-то шепчет сыну, он с трудом понимает, о чем она просит. Голос ее словно уже из другого измерения, глухой и тихий. Мой супруг помогает сойти матери с платформы. Пока он выгружает багаж, она обессиленно садится на снег.
— Мама! Ты что? Ты же простынешь?
Сын старается поднять ее, но она совсем не хочет ни вставать, ни идти. Рядом стоит тележка. С помощью грузчика они сажают ее на тележку и везут к стоянке такси. Она просит отвезти ее прямо домой в Балыкчи, но сын видит, насколько ей тяжело и говорит, что они поедут к сестре, которая живет в двадцати минутах от вокзала.
Приехали. Лестница в подъезде кажется бесконечной. Она хочет искупаться. Младшая дочь помогает ей. Все понимают, что это лишь приготовления. Искупавшись, она ложится на диван в гостиной и просит открыть окно. В комнате холодно, но она все просит и просит не закрывать его. Вызвали скорую. Пока скорая приехала, мама с тихим вздохом ушла. Тишина. Звонок в дверь. Муж просит сделать что-нибудь.
Врач, прощупав пульс и осмотрев тело, спрашивает, зачем надо было вызывать скорую помощь трупу?
Муж кричит, как трупу, она только, что была живой!
Тогда врач показывает на трупные пятна, которыми покрыто руки и лицо матери и объясняет, что клетки ее организма погибли еще часов восемь назад. Значит, она умерла, не доезжая Луговой? Как же так! Она же, вот, только что дышала!
Врач сам удивляется и говорит мужу, что, наверное, она слишком сильно его любила, чтобы умереть в дороге.
Разве это не материнский героизм? Моя свекровь всегда знала, что в случае смерти пассажира, его снимают с рейса, и словно чувствуя, что с ней может такое произойти, всегда говорила, что не хотела бы так…
Это удивительно, каким усилием воли можно было продержаться еще восемь часов? Как? Я не понимаю… И теперь знаю, что сила любви к сыну и понимание того, что в случае ее смерти в пути, он вместе с ней будет снят с рейса и останется один на один с тяжким грузом, заставили ее, мать, продержаться до приезда домой…
Жизнь и так не баловала ее. Она овдовела в двадцать восемь лет, оставшись одна с пятью детьми и беременная шестым. Мой муж единственный сын. Он и еще пять сестер. Но больше всего свекровь любила именно его — сына. Она отдавала ему всю свою материнскую нежность. Я помню, как посмеивалась над ними, когда они, взявшись под ручку, торжественно выходили на прогулку. Она гордилась тем, что ее сын всего достиг сам и что она все еще имеет над ним влияние. Через тринадцать лет мама вышла замуж во второй раз. Дети подросли, и она, как и любая другая женщина, хотела счастья.
Однажды она чуть не погибла от рук грабителей. Спасло только то, что вовремя заслонила рукой голову. Пролежала в реанимации больше месяца, операция на голову оставила глубокий шрам, а пальцы рук, по которым пришелся удар, с тех пор так и остались неподвижными.
Второй муж был шкипером на шхуне и уходил на недельные рейсы. Мой свёкор был тихим, добродушным человеком, и тем нелепее казалась его смерть. Погиб он случайно. На Иссык-Куле разыгрался шторм. Караван, возвращавшийся с рейса, попал в него. По странной случайности шхуна моего свекра перевернулась. Он пропал. Моя свекровь ждала его, всматриваясь в далекую синеву озера. Она объявила розыск, ходила по гадалкам, но безрезультатно. Хоронить было нельзя, да и некого. Видимо, уже тогда болезнь, сидевшая в ней, стала разъедать ее изнутри…
Через полтора года кто-то из знакомых сказал, что неподалеку от берега мальчишки играли в футбол с черепом. Мама засобиралась в дорогу. Приехав в то место, где был найден череп, она попросила мужчин найти тело. Местные мальчишки рассказали, в каком районе оно лежит. Никто из приехавших представителей сильного пола не набрался смелости лезть в воду. И тогда моя свекровь сама пошла в воду и своими руками стала собирать останки, пристыдив взрослых мужчин. Она опознала мужа по золотым коронкам на зубах, в кармане пиджака были найдены документы на его имя. Этот случай скорее завершил начатое болезнью дело. После похорон и поминок ее положили в кардиологическое отделение. У нее был порок сердца. Как она только держалась?
Она всегда держалась молодцом, но вот только судьба ее испытывала.
Испытывала всю жизнь, до самого конца…
Я даже не хочу и не могу называть ее свекровью… Потому что своим пониманием, своими поступками, отношением она стала мне мамой. Мы прожили вместе семь лет: были и недомолвки и недопонимания в самом начале, но именно она научила меня жизненным премудростям, она своим примером, своей жизнью и смертью показала, насколько может быть сильной материнская любовь, когда даже умирая, понимаешь, что не можешь это сделать просто так, а до последней минуты помнишь о своем ребенке, о его будущности… Потому и, умирая, не забываешь любить…
Мама, я помню и рассказываю это своим детям, чтобы они знали, какая у них была бабушка.
Бишкек, март 2012 года. Я еду на работу. На пересечении улиц Боконбаева и Раззакова сворачиваю налево. Медленно выправляю руль и наблюдаю картину: несколько серых силуэтов роятся в мусорных баках. Давно не стираная куртка непонятного цвета оборачивается ко мне и презрительно смотрит. Взгляд вдруг упирается в меня: презрение сменяется сначала на удивление, потом на стыд…
Я останавливаю машину, чтобы выгрузить мусор. Серая куртка старается отодвинуться от меня и усиленно копошится в баке. Но поздно! Я узнала свою одногрупницу.
— Ира! Ира, это ты?
Серая куртка не слышит. Она еще больше погружается в свою работу и делает вид, что не замечает меня. Я жду еще немного, затем сажусь в машину и уезжаю. Целый день меня преследовал тот взгляд.
На следующий день я снова еду по той же дороге и снова сворачиваю к мусорным бакам. Возле них копошатся все те же, кроме серой куртки. Я выкладываю в урну пакет и, не удержавшись, спрашиваю:
— А где Ира?
Ко мне поворачивается небритое, отекшее и грязное лицо с беззубым ртом:
— Ирка, что ли? Там она… — бомж машет рукой в сторону железнодорожного вокзала. — Отходит от вчерашнего… ломка у неё… А ты, что, знаешь её?
Но я уже не слышу. Я завожу мотор и разворачиваюсь в противоположную от офиса сторону. В голове только: «Отходит она… Ирка! Ирка!»
До боли обидно: «Как? Почему? И почему именно она?» Еду, не понимая куда, просто еду и смотрю по сторонам в надежде увидеть её. Бесполезно. Два круга вокруг двух кварталов. Наверное, она где-то в подвале. Рабочий день сбит.
* * *
Потом все стало забываться, пока я снова не столкнулась с ней один на один через месяц. Она шла с огромной китайской сумкой, нагруженной всяким хламом. Никакая. Взгляд ее отсутствовал.
