Книга Письмо на небеса - Ава Деллайра

– А как же папа? – спросила я. – Почему ты разлюбила его?

– Я всегда буду любить твоего папу, но мы слишком рано поженились, Лорел. Когда у вас с Мэй появилась своя собственная жизнь, у нас с папой начались проблемы. Стало ясно, что кроме дочерей у нас с ним нет ничего общего. Однако я не должна была его оставлять. Думаю, Мэй меня за это так никогда и не простила.

Мама дрожала. Она опустила взгляд на свой едва надкушенный бургер. Она казалось хрупкой, как ребенок. Теперь я поняла, почему Мэй держала от нее в секрете все трудности, с которыми сталкивалась.

– И посмотри на себя, – продолжила мама. – У тебя все замечательно. Я не могу не думать о том, что была права. Что тебе лучше без меня.

– Мам, ты говоришь глупости. Я люблю тебя, и ты все еще мне нужна.

– Ты хочешь рассказать мне, Лорел? Хочешь рассказать, что случилось?

Вот оно. Я знала, что все к тому и идет, и не смогла сдержать нахлынувшей злости:

– Так вот для чего ты на самом деле приехала, да? Для того чтобы наконец-то узнать, что случилось? Чтобы найти на все ответы и чтобы тебе полегчало?

– Нет! Нет. Я просто хочу, чтобы ты знала, что можешь поговорить со мной, если захочешь.

– Что ж, я не хочу. Только не об этом. Мы можем поговорить о чем-нибудь другом.

Мама выглядела так, словно этими словами я пронзила ей сердце.

– Ладно, мам, слушай. Помнишь, мы ездили с Мэй в кино? Так вот по большей части мы туда не ездили. Мэй встречалась с парнем намного старше ее. И она уезжала с ним. Она думала, что я хожу на фильмы с его другом, который должен был позаботиться обо мне, пока их нет, но и я в кино не ходила, потому что вместо этого дружок ее парня лапал меня. Той ночью я пыталась рассказать Мэй об этом, она расстроилась, встала на мосту, делая вид, что она фея, и поскользнулась, или оступилась, или упала, или я не знаю что еще. Вот. А теперь можешь возвращаться в свою Калифорнию.

Я поднялась и вышла из кабинки. Я плакала на стоянке и ненавидела себя за то, что плачу, за то, что была так жестока к маме, за все. Мне должно было стать легче оттого, что я во всем призналась, сказала все это вслух, но я не испытывала никакого облегчения. Я смотрела на небо невидящими от слез глазами, пытаясь найти вас, найти Мэй, найти хоть какой-то знак, показывающий, что все не так беспросветно, как кажется.

Затем вышла мама. Она тоже плакала, несмотря на то, что пыталась сдержаться.

– Прости меня, Лорел, – обняла она меня. – Прости за то, что я позволила этому случиться.

И не знаю почему, может потому, что от нее пахло мамой, или потому, что она гладила меня по голове, как делала это в детстве, укладывая меня спать, но я почувствовала себя снова маленькой, прижалась лицом к ее груди и разрыдалась. Я изменилась, и уже была не такой, как год назад, до ее отъезда. Но она моя мама. И сейчас я вспомнила, каково это – когда у тебя есть мама, и с головой отдалась этому ощущению.

Люди могут уезжать, а потом – возвращаться. Вроде бы это очевидно. Но когда я поняла это сама, мне показалось, что это очень важно. Моя мама не идеальна. И она не всегда заботится обо мне. Но она уезжала не навсегда.

Перестав плакать, я взглянула на небо и показала ей на звезду в центре Пояса Ориона.

– Вот она, – сказала я маме. – Звезда Джуди Гарленд. – А затем указала на другую, в самом конце ручки ковша Большой Медведицы. – А эта пусть будет звездой Мэй.

Искренне ваша,

Лорел

Дорогие Курт, Джуди, Элизабет, Амелия, Ривер, Дженис, Джим, Эми, Хит, Аллан, Э.Э. и Джон,

Я пишу, чтобы всех вас поблагодарить, потому что это письмо, вероятно, будет последним. Мне кажется это правильным. Вчера мы закончили учиться. Когда прозвенел последний звонок, коридоры огласились ликующими криками. Миновав радовавшихся и поздравлявших друг друга с окончанием года учеников, я направилась на аллею к своим друзьям. В воздухе витала странная атмосфера – мы не знали, грустить или веселиться. Подошедший Тристан шлепнув Кристен по попке, спросил:

– Как моя нью-йоркская детка?

Она улыбнулась. Для них это был последний день в старшей школе. Тристан сказал, что такое событие нужно отпраздновать, и Кристен с ним согласилась.

Мы поехали домой к Кристен, и Тристан во дворе соорудил из веток высокий костер и поджег его своей кухонной зажигалкой. Мы собирались сделать то же самое, что и на Новый Год, только в этот раз сжечь то, с чем хотим попрощаться. Тристан достал из рюкзака все, что выгреб из школьного шкафчика – контрольные по математике, лабораторные работы, тесты с итоговой оценкой в 68 баллов, обведенной красным, – и начал бросать их в огонь. Затем вытащил сочинение под названием «Я потерял свой Рай», за которое получил отлично. Кристен выхватила страницы у него из рук, раньше, чем он успел их сжечь.

– Я возьму его себе.

– Хочешь мое сочинение, детка?

– Оно замечательное.

Тристан несколько мгновений смотрел на нее, потом улыбнулся:

– Ладно.

– Кто следующий? Неужели только мне нужно что-то сжечь?!

Голодный костерок жадно пожирал страницы. Солнце садилось, вторя его пламенеющиму зареву.

Ханна бросила в огонь свои контрольные, сухие цветы и открытки от парней, и глянула через плечо на Натали. Их лица освещал костер. Натали широко ей улыбнулась. Кристен сожгла фотографии Нью-Йорка, которые хранила в школьном шкафчике, потому что теперь она поедет туда сама и мечта станет явью.

Мне тоже хотелось участвовать в этом, и я подумала о тетради со своими письмами к вам. Представила, как они будут гореть. Возможно, пламя и ветер смогли бы донести их до вас, где бы вы ни были.

Я потянулась за тетрадью и поняла, что у меня не хватит духу этого сделать.

В письмах к вам я рассказала историю. В чем-то правдивую. Поэтому я решила отдать их миссис Бастер. Школа еще несколько дней будет открыта, чтобы учителя закончили всякие дела, так что завтра или послезавтра я оставлю тетрадь для миссис Бастер в ее ящике для почты. Почему-то – возможно потому, что именно она дала мне такое задание – я хотела, чтобы она прочитала все мои письма.

Поэтому вместо того, чтобы сжечь тетрадь, я вырвала из нее последнюю чистую страницу и бросила в огонь. Я смотрела, как горит белый лист в голубую линейку, и из моих глаз текли слезы. Я плакала обо всех вас, так рано ушедших из жизни. И о Мэй.

Когда огонь сожрал мою страницу, я увидела, что все глядят на меня.

– Я скучаю по сестре, – просто призналась я. Как здорово, что друзьям я могла сказать это вслух.

Ханна обняла меня одной рукой, а другой вытерла мои слезы.

– Она бы полюбила всех вас, – добавила я.

– Если она была хоть чуть-чуть похожа на тебя, мы бы тоже ее полюбили, – ответил Тристан и улыбнулся.