Книга Особо опасен - Джон Ле Карре

— Они считают Абдуллу своим клиентом. По их мнению, он участвовал в финансировании нападения на их стройкомплекс в Саудовской Аравии, а также в неудавшейся атаке на американскую станцию прослушки в Кувейте.

— И что? С таким же успехом он мог финансировать атаку на башни-близнецы. Мы пытаемся его завербовать, а не судить. Как они здесь оказались? Кто включил их в список?

— Координационный комитет, кто ж еще.

— Кто в координационном совете? В каком из полудюжины подразделений? Вы хотите сказать, что это сделал Бергдорф? Это он сдал мою операцию американцам?

— Консенсус, — огрызнулся Аксельрод, и в этот момент Марта, отшвартовавшись от Арни Мора, подобно океанскому лайнеру, взяла курс на них, и Йен Лампион в ее фарватере.

— Глазам своим не верю, это же Гюнтер Бахман! — протрубила она голосом, каким через мегафон передаются сообщения с корабля на корабль, с таким видом, будто только сейчас разглядела его на горизонте. — За каким чертом вы мотаете срок в этой глуши? — Поймав его руку, она притянула Бахмана к своему большому телу, словно хотела сохранить его исключительно для себя. — Вы знакомы с маленьким Йеном? Ну да, конечно. Йен — мой английский пудель. Я прогуливаю его в Шарлоттенбурге по утрам, да, Йен?

— Каждое утро, — подтвердил Лампион, с готовностью пододвигаясь к ней поближе. — Приходится ходить за мной с совком, — добавил он, подмигивая своему новоявленному другу Гюнтеру.

Аксельрод отошел. В другом конце комнаты Бергдорф о чем-то шептался со своим сатрапом доктором Отто Келлером, при этом поглядывая на Бахмана, так что, вероятно, его-то они и обсуждали. Мужчины-ортодоксы вообще-то обычно выглядят на свой возраст, но Бергдорф в свои шестьдесят казался Бахману таким вечно раздраженным ребенком, недовольным тем, что его братьям и сестрам досталось больше материнской любви. Распахнулась двустворчатая дверь, и Арни Мор — грудь колесом, руки же скромно вытянуты по швам, этакий дворецкий — пригласил гостей к столу.

Встревоженный, но и заинтригованный присутствием американцев, Бахман занял заранее отведенное ему место в торце длинного стола для конференций. Что это было, по замыслу Мора, — царский трон или стул шута? Бахман, несомненно, был инициатором и лоббистом данной операции; но в случае провала он становился главным виновником. Решения координационного совета, при всех внутренних разборках, принимались строго коллегиально, о чем ему только что напомнил Аксельрод. Фрилансеры вроде Бахмана рассматривались как объекты, представляющие риск для всех или выгоду для всех, и в любом случае требовался консенсус. Возможно, осознание этого факта заставило враждующие лагеря, Бергдорфа и Аксельрода, сомкнуть свои ряды на противоположном конце стола, предоставив чиновникам среднего звена занять места между ними и потенциальным агрессором.

Чтобы подчеркнуть их роль наблюдателей, Мор выделил Марте и Ньютону отдельный стол. Правда, к вящему ужасу Бахмана, эта парочка необъяснимым образом превратилась в троицу за счет сорокалетней женщины с прямыми плечами, идеальными зубами и длинной пепельно-блондинистой гривой. И это еще не все. За каких-то десять минут, прошедших с тех пор, как его облапил Ньютон, последний успел отрастить бородку, а может, Бахман в клинче просто не заметил ее: аккуратно подстриженная пикообразная черная поросль на подбородке, куда вы с радостью врезали бы кулаком… правда, не успеете замахнуться, как уже будете лежать на полу в отключке.

Слащаво-вежливого Лампиона как кооптированного игрока, хотя и иностранца, посадили за основной стол, но поближе к наблюдателям за соседним столиком, чтобы он мог в случае чего шепнуть Марте на ушко. Слева от Лампиона, хотя и на почтительном расстоянии, оказался Бергдорф: этот щеголь и пижон не выносил физической близости. Через два человека от Бергдорфа сидела женская парочка из берлинской команды по отслеживанию отмывки денег. На этой почве у них случился задвиг, и теперь они семимильными шагами двигались навстречу преждевременной старости, пытаясь решать загадки вроде такой: как банковский перевод десяти тысяч долларов, честно собранных мусульманским благотворительным фондом в Нюрнберге, мог превратиться в пятьсот литров краски для волос, обнаруженных в частном гараже в Барселоне?

Остальные участники были министерского калибра и ниже: два ответственных работника из казначейства, мрачная особь из аппарата канцлера, вызывающе молодой начальник отдела из федеральной полиции и бывший зарубежный издатель одной берлинской газеты, спец по дезавуированию попавших на газетную полосу опасных материалов.

Не пора ли уже начинать? Мор предусмотрительно закрыл дверь и запер на ключ. Доктор Келлер бросил хмурый взгляд на свой мобильник и сунул его в карман. Лампион послал ободряющую улыбку, сопроводив ее коротким:

— С богом, Гюнтер.

И Бахман, с божьей помощью, начал:

— Операция «Феликс». Я полагаю, все присутствующие знакомы с материалами? Экземпляров хватило?

Экземпляров хватило. Все лица повернулись к нему.

— Тогда пусть профессор Азиз ознакомит нас с досье нашего объекта.

«Сначала напусти на них Азиза, а самое трудное оставь на конец», — таков был совет Аксельрода.

#

Бахман любил Азиза на протяжении вот уже двадцати лет: когда Азиз был его главным агентом в Аммане; и когда Азиз гнил в тунисской тюрьме, в то время как его подельников вздернули на виселице, а его семья скрывалась; и когда Азиз вышел из тюремных ворот на подгибающихся синюшных ногах, босиком, и сел в поджидавшую его машину немецкого посольства, которая доставила его в аэропорт, откуда он улетел в Баварию на новое место жительства.

И он любил Азиза сейчас, когда открылась боковая дверь и Максимилиан, как заранее было условлено, впустил усатого черноволосого человечка в темном костюме, который тихо пересек комнату и занял место на кафедре возле дальнего конца стола. Азиз, бывший шпион, ведущий эксперт координационного совета по подпольным методам джихада… а также по строю мыслей и реальным действиям доктора Абдуллы, своего бывшего сокурсника по Каирскому университету.

Вот только для Азиза он не Абдулла. Для Азиза он Веха. Эту своеобразную кличку когда-то выбрал Аксельрод, смутно намекая на библию всех исламских боевиков — «Вехи на нашем пути», написанную их духовным вождем Саидом Кутубом, пока тот отбывал срок в египетской тюрьме. Голос Азиза звучит значительно, и в нем чувствуется боль.

— Веха — человек Божий во всех отношениях, кроме одного, — начинает он тоном адвоката защиты в суде. — Он настоящий ученый-эрудит. Он истинно набожный. Он проповедует путь мира. Он искренне верит, что применение насилия для свержения коррумпированных исламских режимов противоречит религиозному закону. Недавно он опубликовал новый перевод на немецкий речений пророка Мухаммеда. Перевод превосходный. Лучшего я не знаю. Он ведет простой образ жизни и питается медом.

Никто не засмеялся.

— Веха — страстный медоед. Мусульманскому сообществу известна эта его страсть. Мусульмане любят наклеивать ярлыки. Для них это человек Бога, Корана и меда. К сожалению, у нас есть основания считать, что он также человек бомбы. Это не доказано, но свидетельства весьма убедительны.