Книга Вечер в Венеции - Полина Поплавская

Сам вечер был подобен той старинной венецианской песне, что звучала в этот час над каналом: Божена услышала ее мелодию издалека, а потом заметила в окне одного из домов седовласую женщину в светлой одежде, прикорнувшую на подоконнике, – пела она. Нервное напряжение довело Божену до состояния повышенной чувствительности: она словно лишилась кожи. Венеция волновала ее каждым своим изгибом. Тишина, царившая вокруг, казалась ей затишьем перед бурей. А эта мелодия – печальная и немного тревожная – легла ей на сердце, как сухой лист шелковицы, кружащийся на ветру, прилипает к воде канала.

Они миновали еще один поворот и вскоре поравнялись с темной галереей, среди замшелых колонн которой не так давно она ходила вместе с падре, рассказывая ему свою таинственную историю. И вдруг Луиджи показалось, что кто-то смотрит на него: он поднял глаза и увидел седого старика, одетого в черное, который сидел на ступеньках, ведущих к дверям церкви, и пристально разглядывал Луиджи, словно видя его насквозь. И когда их лодка подплыла совсем близко, Луиджи услышал – или это просто показалось ему в плеске воды: «Не искушай провидение, не искушай». Он вздрогнул и спросил у падре: «Простите, вы что-то сказали?» Но тот уже смотрел мимо него, и вскоре его высушенная временем фигура скрылась за очередным поворотом канала. Божена рассеянно опустила глаза и, не подавая виду, что ей знаком этот старик, промолчала.

Не зная, послышались ли ему эти слова или священник действительно заговорил с ним, Луиджи до самого дома повторял про себя: «Не искушай провидение, не искушай», – и его сердце отчего-то все больше трепетало.

Молчаливый гондольер размеренно работал веслом, пышная парадная Венеция давно осталась позади, а пугающая Божену неизвестность неотвратимо надвигалась на нее. Стянув волосы в тугой пучок и вся внутренне подобравшись, она тревожно вглядывалась в темные провалы окон, стараясь понять, куда же направляется их гондола, одиноко разрезающая водную гладь.

И вскоре гондольер ловко причалил у одного из полутемных домов. Луиджи помог Божене сойти.

И она, не оставляя себе больше времени на раздумья, послушно двинулась вслед за ним по широкой, но скупо освещенной мраморной лестнице старинного дома.

Но как только они вошли в квартиру Луиджи, на сердце у Божены сразу потеплело: здесь было светло и просторно. Она почувствовала, что страх перед не всегда понятным ей поведением хозяина квартиры понемногу отпускает ее, а ведь сегодня, готовясь к долгожданному свиданию с ним, она мысленно несколько раз опять произнесла слово «вендетта»…

Солнце, на которое так рассчитывал накануне Луиджи, уже опустилось в бирюзовую дымку, но продуманно размещенные тут и там светильники уютно освещали квартиру и лицо хозяина, немного растерянное и счастливое. Он повел Божену в гостиную. Проходя мимо заранее сервированного стола, Божена почувствовала, как аппетитные запахи, щекоча ноздри, приятно дразнят ее воображение. Она глубоко вздохнула и окинула гостиную взглядом. Она не ожидала увидеть в квартире Луиджи ничего подобного! Вещи, тщательно подобранные, казалось, так и льнули к ней: они все ей нравились! Ей хотелось пощупать их, рассмотреть поближе…

Не стесняясь в волнении наблюдающего за ней Луиджи, Божена, увлеченная обстановкой, легко коснулась кончиками пальцев прохладных фарфоровых фигурок, которые, не замечая ровного шуршания часовых стрелок, предавались своему сладкому объятию, подошла к чудесной голубизны гобелену и вдруг прильнула щекой к нежному шелку. В это мгновение у Луиджи помутилось в глазах.

Он с трудом заставил себя остаться на месте, чтобы не вспугнуть Божену напором своей страсти, рвущейся наружу. Словно оживляя его недавние фантазии, Божена плавно двигалась по комнате… На ходу она подцепила из тонкостенной чаши орешек – и Луиджи слышал, как он маняще хрустнул, прежде чем растаять на ее языке. Она долго не отрывала глаз от луноподобной тарелки, что-то ей неуловимо напомнившей, а потом, опьяненная впечатлениями, сама не замечая и не задумываясь, что делает, медленно потянула за янтарный замочек, расстегивая молнию своего мягкого шерстяного жакета, и принялась вылезать из его рукавов, наклоняя плечи то вправо, то влево. Луиджи сжал за спиной руки, наблюдая, как мягко ходят ее лопатки под тонким трикотажем светлого платья, как нежно прорисовываются под ним холмики ее позвонков. Думая о своем, Божена рассеянно оглянулась, ища, куда бы пристроить жакет, а потом чуть отошла назад и, положив его на двойное кресло, присела рядом. Но тут же, будто вспомнив о чем-то, она встала и вопросительно взглянула на Луиджи. Тот постарался как можно спокойней улыбнуться в ответ и чуть срывающимся, больше обычного хриплым голосом оживленно предложил ей приступить к ужину.

Свечи над столом зажглись, и по голубоватой скатерти забегали теплые блики. Божена поднесла к губам старинный бокал, который Луиджи наполнил своим любимым кьянти, но вдруг, отдернув руку и немного пролив вино на скатерть, она неловко извинилась и смущенно попросила налить ей соку. Луиджи дотянулся до кувшина и, больше глядя на Божену, чем на стол, налил в ее стакан гранатовый сок.

Черный муранский стакан стал на просвет пурпурным и, чуть дрожа в руке Божены, повис над столом. Но поставив и его, Божена вдруг встала и ни слова не говоря вышла в прихожую. Луиджи вскочил со стула и, ругая себя за то, что в пылу своей страсти совершенно забыл о страхах любимой женщины, уже собирался бежать за ней, опасаясь, что Божена сейчас попросту покинет его дом… Но она уже появилась в дверях гостиной, держа в руках маленькую бархатную шкатулку.

– Я принесла перстень с собой, – тихо сказала она и, присев на прежнее место, поставила шкатулку на стол и пододвинула ее к Луиджи. Он, перехватив ее руку, на мгновение удержал ее в своей, а потом, как и Божена несколькими минутами раньше, ни слова не говоря вышел из гостиной – но не в прихожую, а в другую дверь.

В соседней комнате сначала что-то зашуршало, потом Божена услышала звук передвинутого стула, скрип каких-то пружин – и Луиджи вернулся, тоже держа в руках шкатулку. В отличие от Божены, он не сомневался ни в чем и торопил время: прежде чем осуществятся его мечты, ему нужно успокоить Божену и, все наконец объяснив ей, превратить устрашающую неизвестность в занятную старинную историю.

Много думая в последнее время о тех необычайных совпадениях, которые сопровождали их знакомство и так пугали Божену, Луиджи решил пойти по самому простому пути – и оказался прав. Он тоже побывал в квестуре и, воспользовавшись удостоверением репортера, легко получил доступ в хранилище. Не слишком надеясь на удачу, он все-таки решил попытался найти там хоть что-нибудь, связанное с делом Америго Америги, о котором узнал, подслушав исповедь Божены. И, перерыв за полдня целую кучу списанных муниципальных архивов и наглотавшись пыли, Луиджи наткнулся на старую толстую папку, которая содержала в себе подшивку протоколов благотворительных аукционов, проведенных городской администрацией с начала до середины века. Воодушевленный находкой, Луиджи, громко чихая от пыли, внимательно пересмотрел все протоколы и обнаружил-таки в одном из них подробно описанный «перстень, проходивший по делу золотых дел мастера Америго Америги и выставленный на 30-м благотворительном аукционе по истечении срока хранения». Этот перстень был куплен венецианкой по имени… – Луиджи вздрогнул, Сильвия Бевилаква!