Книга Крыса-любовь - Мойя Сойер-Джонс

Я запаниковала. Вспомнила отца на бутафорской кровати, бухгалтера мистера Флэтмена и как он вдувал в папу воздух, «графиню» на телефоне. И вдруг, прежде чем я успела понять, что делаю, мои пальцы нащупали нос Шейлы и накрепко его зажали.

И так я дула, дула, а потом с силой нажимала ей на грудину, положив одну руку поверх другой — точно как надо. Пятнадцать раз, потом два раза подуть. И еще, и еще…

— Чередуйте два выдоха и пятнадцать сокращений, пока не прибудет машина «скорой помощи», — процитировала Софи. — Вспомнила!

Она тоже встала на колени рядом с Шейлой, взяла ее за руку и вслух считала мои нажимы, пока не приехала «скорая».

В этот раз я все сделала правильно.

Шейла умерла в больнице через три часа, в десять ноль семь вечера.

Она стояла передо мной в овощном отделе супермаркета. В руке у нее была сигарета, которую она подсунула знойному молодому итальянцу (по-моему, из цветочного отдела), чтобы зажег. Он сунул руку в ворот ее черной шелковой блузки и кончиками пальцев стал поглаживать ей грудь — неспешными круговыми движениями.

— Ты молодец, детка, — сказала Шейла. — Вчера все сделала очень грамотно.

— Не очень, Шейла. Ты же умерла.

— Ну да. — Она повела плечами. — И что теперь? Здесь не так уж плохо. У меня все отлично. Я официально снимаю с тебя ответственность.

— Я все сделала как надо.

— Да, но иногда и этого мало. Бывает так, что ничего не попишешь. C'est la vie et c'est la mort![11]

И тут она исчезла.

Только что была здесь… а теперь?

Мужчина в джинсах и замшевых туфлях провез тележку прямо по тому месту, где стояла Шейла. Тележка была доверху забита ярко— зелеными стручками фасоли, блестящим красным перцем, крупными желтыми плодами манго. Мужчина улыбнулся мне и протянул разломленную инжирину. Сплошная розовая мякоть и сладость. Мягко — так мягко, что даже хочется забраться внутрь. В такой инжирине можно спать. Или заниматься любовью.

— Не жди, пока она станет еще спелее, Джу, — сказал мне папа. — Вот сейчас она как раз какая надо.

В окно моей спальни било солнце. Новый день. В заднюю дверь постучали. Это Томас и Софи приехали пораньше, чтобы помочь мне с продажей дома.

Она принесла цветы. Он принес инжир.

Эпилог, или последнее слово Арта

Этим яблоком я потрясу Париж.

Поль Сезанн

Прошел ровно год с тех пор, как я последний раз видел Джули Тринкер в больнице.

— Алло? Привет, солнышко.

— Арт?

Голос удивленный. Уже неплохо.

— Минутку, — сказала Джули. — Я съеду на обочину.

Черт! Она за рулем? А вот это хуже. Совсем никуда.

— Извини, я перезвоню. Не останавливайся. Но я говорил сам с собой — мобильник Джули, видимо, уже лежал у нее на коленях (везет же некоторым!). Она отложила телефон, чтобы выбраться из потока машин. Джули — очень сознательный водитель.

— Эй, солнышко! — взывал я. — Алло!

Я не хотел разговаривать с ней вот так, когда она за рулем. Надеялся, что мой звонок застанет ее в каком-то другом месте. Ну, например, в мягком кресле у большого окна… с бокалом вина на столике рядом… а там, в конце комнаты, — большая пустая кровать… и чтобы Джули было ее видно из кресла. И еще лунный свет. А может, даже легкий тихий дождик. Но лунный свет — обязательно.

Я выглянул в окно. Тьфу, мать вашу! Который час? Солнце еще и не думало садиться. Безнадега. Надо было подождать. Теперь придется выкладывать все, что я заготовил, пока Джули мается в машине на обочине. Ну что мне было не потерпеть? Трудно, что ли? Беда в том, что я и так уже прождал слишком долго.

Ее главы «Крысы— любви» утром принес курьер из редакции. Наверное, в то же самое время мои главы доставили ей. Я, конечно, проглотил ее часть в один присест. Хотя сначала собирался дождаться вечера. Доделать работу, потом самому сесть в кресло у окна, открыть бутылочку мерло, которую припас для особых случаев… Как бы не так! Ждать я не смог. Да и кто бы смог на моем месте? Я разодрал конверт и уже к обеду дочитал последнюю строчку («Она принесла цветы. Он принес инжир»). А потом стал ждать. И ждал… и ждал…

— Извини, Арт, — трубка ожила голосом Джули. — Все, можешь говорить.

— Да ладно, солнышко, я потом перезвоню. Ничего срочного.

— Можешь говорить, — повторила она. — Я слушаю.

— Нет, давай я…

— Арт, я уже остановилась. Так что говори.

— Солнышко, ты же не в настроении. Я чувствую… флюиды.

— Ах, флюиды?

Она что, хихикнула?

— Ну как хочешь, — сказала Джули. — Если это не важно, могу подождать.

Не важно?

— Э-э… Солнышко, я просто хотел сказать… что получил твои главы и…

— Да, я твои тоже получила.

Ага. Отлично. Класс. Будем ковать железо, пока горячо.

— И я с удовольствием их почитаю, Арт.

Еще не прочла? Получила их утром и до сих пор не читала?

— Что ты говоришь?

— Надеюсь, к выходным у меня дойдут до них руки.

К выходным?!

Что ж, все предельно ясно (если учесть, что сегодня вторник). Я как-никак разбираюсь в конвертах. Тот конверт от издателя так и просил, чтоб его поскорее вскрыли. Слова Джули могли значить только одно: между нами все кончено.

Будь мужчиной, брат. Не теряй лицо. Надо выпутаться из этого с достоинством. Хотя бы.

— Я просто хотел сказать… Ты очень здорово все написала, солнышко. Я тобой горжусь.

— Тебе правда понравилось? — Еще как! Написано честно и прямо. Это дорогого стоит в наших обстоятельствах.

А стиль… Я, конечно, не писатель. Но по-моему, стиль прекрасный. Вот. Я хотел тебе все это сказать и еще… пожелать успехов.

— И?..

И что? Что?

— И удачи. Обязательно удачи, — добавил я. — И… счастья в жизни.

— А еще?

Как, и этого мало? Чего же ей надо? О «Букере» размечталась?

— Вроде все. Поздравляю.

— Нет, это не все, Арт, — сказала Джули. — Что тебе не понравилось?

— Да все понравилось, солнышко. Там все классно. Просто классно. Правда.

— Думаешь, я по голосу не слышу? Ты считаешь, что я была к тебе слишком сурова?

— Ничуть, — возразил я. — Я же сказал, ты все написала честно. И справедливо.