Книга Без жалости - Лоис Гилберт

— Еле дышит, — ответил Райан.

Винсент лежал на кровати Ноа, а Райан промывал его раны слабым мыльным раствором. Ящичек с аптечкой, принадлежавший Ноа, стоял на столе рядом с кроватью. Лицо Винсента было сплошь покрыто коричневой коркой, а от всего его тела исходил запах подгоревшего мяса.

После взрыва мы выкопали Винсента из-под обломков и перенесли в домик Ноа. На Винсенте была черная водолазка и, насколько я могла судить по ожогам у него на шее, снять с него эту штуку было бы крайне трудно. Полиэстр не горит, а плавится, поэтому, стаскивая с Винсента водолазку, мы могли в буквальном смысле содрать с него кожу.

— Может, перебинтовать его? — спросил Райан.

— Нет, — хрипло сказала я. — Когда ожоги такие сильные, лучше обойтись без бинтов. Просто обмой ему раны и оставь все как есть.

Я бы сама занялась Винсентом, но руки и ноги у меня были забинтованы и ходить я не могла. Помимо ожогов, меня беспокоили легкие: было такое ощущение, что при каждом вдохе в них втыкаются сотни острых иголочек. Винсент, однако, находился в куда более тяжелом состоянии.

Райан поднял на меня глаза.

— У него нитевидный пульс. Долго он не протянет.

Я кивнула.

— Похоже, у него на лице и на шее ожоги третьей степени. Ничего другого я сказать пока не могу. Чтобы определить степень повреждений на теле, его надо раздеть.

Мне ничуть не было жаль Винсента — да и Райану, судя по всему, тоже. При всем том я считала, что как врач просто обязана оказать ему первую помощь.

— У него обезвоживание, — сказала я. — И ему нужно поставить капельницу, а за неимением таковой хотя бы напоить. Впрочем, нам всем не помешало бы сейчас пить побольше воды.

Райан достал из шкафчика два стакана и наполнил их водой.

— Ты уверена, что у тебя хватит сил вскарабкаться на лошадь?

— Я здесь ни за что не останусь.

Мы собирались отправиться на ближайшую ферму, где имелся телефон. Ноа выделил нам из своего гардероба джинсы, рубашки, носки и свитера, которые, хотя и были велики, от холода так или иначе защищали. Ноа с Эми пошел на конюшню седлать лошадей.

— Что будем делать с Винсентом? — спросил Райан.

— Придется оставить его здесь. Пусть дожидается «скорой». Не знаю, когда она приедет, поэтому накрой его одеялами и подбрось в печь дров. Поставь также рядом с ним воду — на тот случай, если он очнется и ему захочется пить.

— Мы можем взять его с собой к Джонсонам, а оттуда перевезти в город.

— Райан, до госпиталя четырнадцать миль, — заметила я. — Скачка по пересеченной местности его доконает.

— Да, знаю, — сказал он. — Просто я ума не приложу, что делать.

В одежде Ноа мой брат казался маленьким и щуплым, а глаза у него были несчастные и испуганные, как у школьника, который совершил дурной поступок и боялся, что его строго накажут.

— Я должен был спасти бабушку, — сказал Райан, опуская глаза. — Почему, спрашивается, я не забежал к ней в комнату, когда мы с Эми уходили из дома?

Я обняла его забинтованными руками и положила голову ему на плечо.

— Не думай об этом. Лучше думай о том, как жить дальше. Я уверена — у нас все будет хорошо. Мы выкарабкаемся.

Плечи у Райана затряслись от рыданий. Он, как и я, не мог избавиться от чувства вины за то, что произошло. Мы обязаны были спасти бабушку.

— Понимаю, что тебя гложет, — сказала я, гладя его по голове. — Но это пройдет. Все проходит.

Глава 11

Дни складывались в недели, недели — в месяцы. Время тянулось как резина, и временами я почти не ощущала его ход. Мы с Эми переселились в Итаку и жили в большой трехкомнатной квартире неподалеку от школы высшей ступени. В квартире все было новое, с иголочки: стены, мебель, ковры. Я потратила на переезд и обустройство почти все свои сбережения, поэтому мне пришлось идти в госпиталь и просить, чтобы меня восстановили на работе. Мне предоставили место врача в отделении неотложной помощи, и я работала по шестьдесят — семьдесят часов в неделю. Изматывающий труд притуплял чувства и не позволял предаваться отвлеченным размышлениям, чему я была только рада. Работа в госпитале обеспечивала мне забвение и по этой причине стала мне необходима, как наркотик наркоману. О будущем я не думала и жила сегодняшним днем. Белый халат стал моей повседневной одеждой, а врачевание огнестрельных ран и переломов — привычной рутиной. Когда мне давали выходной, я смотрела телевизор или лежала с книгой в ванне. Я превратилась в заправскую горожанку, за пределы Итаки почти не выезжала, и мое общение с природой ограничивалось тем, что я изредка поднимала глаза к небу, чтобы выяснить, пойдет снег или нет. Я работала в сложенных из бетонных блоков приемных и в комнатах, лишенных окон. Иногда мне казалось, что я не живу, а отбываю какую-то повинность.

Винсент неделю пролежал в коме в окружном госпитале графства Томпкинс и умер, не приходя в сознание. Ранее, за несколько лет до смерти, он завещал все свое имущество музею «Метрополитен» в Нью-Йорке, и состояние Эдварда отошло к этому учреждению. Родственников у Винсента не было, защищать его доброе имя было некому, поэтому, когда дело дошло до полицейского расследования, мы с Райаном все свалили на него. Я и Райан рассказали агенту Фарнсуорту продуманную до малейших деталей историю о том, как Винсент — перед тем как впасть в беспамятство — сознался в убийстве Эдварда. В соответствии с нашими показаниями, он утопил в пруду машину Эдварда и поджег дом. В пожаре погибла бабушка и сгорело завещание, из-за которого Винсент ополчился на нашу семью. Фарнсуорт к нам особенно не придирался и сказал, что нам верит. Думаю, в этом была немалая заслуга Дэна, который, похоже, основательно на него поднажал.

Тело бабушки сгорело вместе с домом, и судмедэксперты обнаружили на пепелище лишь несколько обуглившихся костей. Райан закопал все это на семейном кладбище рядом с могилами прадедушки и прабабушки.

Ферма не была застрахована на случай пожара, и банк уже в январе наложил лапу на наши владения. Это известие облетело все графство и некоторое время было новостью номер один, чего я уж никак не могла предположить. Оказывается, бабушка была в графстве знаменитостью, и местные обыватели немало гордились тем, что были с ней знакомы. Был создан общественный фонд, который предложил банку выкупить часть принадлежавших ферме земель, с тем чтобы создать на них заповедник живой природы. Поскольку других покупателей у банка не нашлось, он ухватился за это предложение и наша ферма, таким образом, сделалась общественным достоянием.

Райан объявил о своем банкротстве и тоже переехал в город, где стал искать работу. Мне было трудно разговаривать с братом, и всякий раз, когда он звонил и предлагал встретиться, я отказывалась от этого под предлогом дурного самочувствия или занятости. Мы не виделись с ним со дня заупокойной службы по бабушке, на которой наша семья присутствовала в полном составе.