Книга Дочь пирата - Роберт Джирарди

Иво набрал в легкие воздуха и дунул. Зеленые экскременты ударили по Уилсону подобно мощному взрыву. Он зажмурился. Во рту появился горьковатый привкус. Костяные выступы за ушами, казалось, начали расти. Уилсон два раза чихнул.

Открыв глаза, он обнаружил, что находится на дне озера Цуванга. Однако вода не была таковой в привычном смысле слова, а представляла собой смесь желатина, льда и других ингредиентов. Некоторое время Уилсон ждал чего-то, а рядом с ним лежали кости великого Кэйрю. Потом Уилсон увидел, что к нему плывут абсолютно плоские рыбы. Они несли свет, как некий секрет, сквозь царившие повсюду холод и тьму.

6

Уилсон медленно пробирался по Коммерс-авеню сквозь толпу. Поблизости непрерывно раздавался глухой шум строительных работ. Он слышал стук отбойных молотков по асфальтовой мостовой. Небо вокруг серебристого шпиля здания «Рубикон» было совершенно голубым и безоблачным. Приятный весенний денек.

Через несколько минут он увидел старые громоздкие автомобили, остановившиеся по указанию светофора на перекрестке Коммерс-авеню и Рубикон-стрит. Вдруг до него дошло, что вся улица заполнена архаичными машинами: «кадиллаками», «де-сото», «рамблерами», фургонами «нэш» и «студебекерами». Все это было сделано из хрома и стали, покрашено в пастельные тона и обито внутри виниловым материалом в клеточку. Ребристые мастодонты двигались пыхтя вдоль обочины черного тротуара. Вскоре Уилсон заметил пешеходов: бизнесменов в фетровых шляпах с полями, загнутыми спереди вниз, а сзади — вверх, в костюмах с тремя пуговицами и блестящих галстуках. Рядом с бизнесменами шли секретарши с ярко накрашенными губами и прическами типа «пчелиный улей», в белых перчатках по локоть. Они несли большие сумки из лакированной кожи. У Уилсона возникло щемящее чувство, будто все это он уже видел. Он посмотрел вверх, на остов башни «Маас-Тауэр», и обратил внимание на красный подъемный кран и балку, раскачивающуюся на тросах на уровне двадцатого этажа. Вдруг один из тросов ослаб и что-то грохнуло, но этого, похоже, никто, кроме Уилсона, не услышал, хотя эхо отозвалось в каньоне из стекла и бетона.

Прямо перед ним шла женщина в пальто, похожем на шкуру леопарда, и вела за руку мальчика в некрасивых черных ботинках, твидовом пальто на несколько размеров больше нужного и дурацкой шапке с клапанами на ушах. Над матерью и сыном как перст Судьбы нависла тень падающей балки. Ребенок поднял глаза от своего игрушечного пистолетика, пускавшего лучик света. На лице отразилось страшное удивление. Не хватало всего нескольких секунд, которые заморозят ребенка в этом мгновении, приколют булавкой его крылья к кусочку картона, как был приколот желтовато-розовый мотылек.

Уилсон бросился вперед и толкнул женщину в спину. Она упала, освободив путь, и Уилсон попал в тень смертоносной балки. Он посмотрел вверх, балка находилась в двадцати футах от него. Она падала со свистом, набирая скорость в геометрической прогрессии и приобретая благодаря земному тяготению вес целой горы. Улица внезапно затихла. Балка перестала издавать звук; дорожное движение застыло.

— Посмотри, что ты наделал! Ты порвал мне чулки! Это был голос его матери.

Уилсон встал, заскрипев суставами. Он вспомнил, как в трехлетнем возрасте взял из аптечки отца бритву и без всякой на то причины аккуратно порезал все абажуры в доме. Выражение на лице матери сейчас было точно таким же, как тогда, когда она застала его в гостиной за порчей последнего желтого абажура.

— Иди сюда, Уилсон, — сказала мать. — Ты делаешь из себя посмешище.

— Мам… — произнес Уилсон тонким, детским голоском и показал на огромную балку, которая находилась не более чем в пятнадцати футах от его головы.

— Мне все это прекрасно известно, — ответила мать, не давая себе труда посмотреть вверх. — Выйди из-под дерева, оно не для тебя растет.

Уилсон робко подошел к ней. Мать поцеловала его в щеку. Потом нахмурилась.

— Стой прямо.

Уилсон встал прямо, мать сняла длинную белую перчатку, лизнула большой палец и стерла пятно со щеки Уилсона. Потом она вынула из сумки коробочку, а из той влажную салфетку и тщательно протерла ему лицо. Уилсон сморщил нос от резкого запаха салфетки и попытался отпрянуть в сторону. Ему никогда не нравились подобные средства гигиены.

— Эй, не увиливай, мистер, ты в страшном беспорядке, — сказала мать.

И Уилсон увидел, что одежда на нем превратилась в окровавленные лохмотья, а сам он покрыт засохшей кровью и навозной жижей из клетки для рабов. Он взглянул на мать и впервые понял, какой красивой и молодой она была в день своей смерти. Глаза голубые, искристые, волосы — черные и блестящие, как вороново крыло. В шапочке и пальто под леопарда она казалась Жаклин Кеннеди, попавшей в эпоху Камелота. Надо думать, все женщины той эпохи были чем-то похожи на Жаклин Кеннеди.

— Сколько тебе лет, мам ? — вдруг спросил он. — Двадцать семь, двадцать восемь?

— Как это смеет маленький мальчик задавать такие вопросы ? — нахмурилась мать.

— Я уже не маленький мальчик. В этом году мне исполнится тридцать четыре года.

Мать обняла его и улыбнулась:

— Да, я рада этому. Ты вырос хорошим человеком и сильным мужчиной. Но, — тут она снова нахмурила брови, — ты принял ряд неправильных решений, Уилсон. И у тебя печальные глаза, тебе следует играть на улице, побольше дышать свежим воздухом. Я говорила твоему отцу, ты слишком много читаешь. Ты постоянно сидишь, уткнувшись в книгу, даже в компании. Майк Маллиган и его «Паровой душ», помнишь?

— Да, — ответил Уилсон. — А также «обезьяньи» книги, «Любопытный Джордж», например. Я хотел быть таким, как человек в желтой шляпе.

— Он был милым и, уж конечно, очень терпеливым, — сказала мать Уилсона. — Постоянно ухаживал за этой шаловливой обезьяной. — Она замолчала и отвернулась в сторону.

— Мам…

— Да?

— Я не смог спасти тебя. Мне было всего десять лет. Я посмотрел вверх, увидел, как падает балка, и окоченел. Я не знал, что сделать, не знал, как сказать тебе, чтобы ты убежала. А потом — бах!.. Мне так жалко. — По лицу Уилсона покатились слезы.

Мать извлекла из кожаной лакированной сумочки салфетку и приложила к его носу:

— Сморкайся.

Уилсон дунул через нос.

— Ты ничего не мог сделать, мой дорогой Уилсон, — мягко сказала мать и положила руку на его мокрую щеку. — Эта балка, она всегда падала, а я всегда шла под ней. Единственное, о чем я сожалею, — что ты оказался рядом со мной. Жестоко делать ребенка свидетелем подобных случаев. Думай о Ницше, может быть, тебе станет легче. Помнишь? Два пути, ведущие в бесконечность, пересекаются в воротах настоящего времени. «Не прошло ли по этой дороге все то, что способно идти? Не происходило ли в прошлом то, что совершается сейчас?» Конечно, Ницше описывал замкнутую вселенную. Если ты не веришь в его теорию, то, по-моему, должен верить в Бога. Это прекрасно, как раз по тебе.